Книга Выброшенная жена для генерала дракона, страница 23 – Кристина Юраш

Даже старый башмак, застрявший под прилавком — наверное, чтобы стол не шатался, — тоже отправился в свой последний путь.

Марта сидела в углу, попивая травяной отвар и ворча:

— Ты что? Короля собираешься принимать? Зачем столько шума?

— Потому что, если мы хотим выжить, — ответила я, вытаскивая из-под шкафа скелет мыши (или, может, крысы?), — нам нужно выглядеть так, будто мы не умираем.

Потом началась уборка.

Я мыла полы до тех пор, пока вода в ведре перестала быть чёрной.

Тёрла окна, пока не увидела своё отражение — бледное, уставшее, но с горящими глазами.

Вытряхивала полки, протирала каждую банку, перекладывала всё по порядку: сухие травы — отдельно, жидкости — отдельно, яды — под замок («На всякий случай», — сказала Марта, хитро подмигнув).

А потом — краска.

Белая, как первый снег. И сохнет за три вздоха. Марта поперхнулась, узнав, сколько она стоит!

Я окунула кисть — и как только мазнула по стене, краска впиталась, будто стена сама её втянула. Через секунду — сухо. Белоснежно. Без запаха. Без следа кисти.

Я работала как одержимая.

Покрасила стены. Потолок. Даже потолочные балки — чтобы не было теней от грязи.

Нашла два старых стула у задней двери — один с треснувшей спинкой, другой без сидушки. Сидушка нашлась под лестницей. Вероятно, она не была его родной, но подошла.

Вымыла их, подклеила, покрасила — и поставила у входа.

«Пусть клиенты сидят, пока ждут», — сказала я.

Марта только хмыкнула:

— Теперь у нас не аптека, а приёмная у герцога! Да тут отродясь очередей не было!

— Будут! — пообещала я, чувствуя, как внутри горит огонёк энтузиазма.

К вечеру я еле держалась на ногах.

Руки дрожали. Спина ныла. В глазах рябило от усталости.

Но когда я отошла к двери и оглянулась…

Аптека будто выдохнула — избавившись от пыли и прошлого.

Белые стены отражали свет фонарей.

Полки — чистые, с аккуратными этикетками.

На прилавке — только свежие зелья в прозрачных пузырьках.

Даже воздух пах не плесенью, а мятой и лавандой!

Казалось, комната стала больше.

Легче.

Честнее.

Да, конечно, если присмотреться, можно заметить, что шкаф у нас не новый. И где-то есть огрехи, но по сравнению с тем, что было, это просто идеально.

— Никто теперь не скажет, что у нас антисанитария, — прошептала я, ставя ведро с водой и моющим в углу, а рядом с ним — старую швабру.

Я быстро написала листочек с графиком уборки и повесила на стену над ведром.

Марта молча подошла и протянула мне чистый фартук — белый, кружевной, старинный.

— Я сама его шила. И покупать не надо! Деньги еще тратить! — заметила Марта, а я почувствовала, что это знак! Знак того, что мне доверяют. Я взяла фартук с благоговением, как рыцарь знамя, тут же поблагодарив.

Я усмехнулась, повязала его, а на голову — косынку из старой простыни.

Посмотрела в зеркало (оно тоже было вымыто до блеска).

Передо мной стояла не беглая жена.

Не жалкая девка в лохмотьях.

А аптекарь.

С гордостью. С порядком в делах. С блеском в глазах.

— Ну что, — сказала Марта, усмехнувшись. — Теперь хоть умирать не стыдно.

Я улыбнулась. Хотела ответить, но в этот момент раздался стук.

Резкий. Настойчивый. Так стучат не клиенты. Так стучит она…

В груди образовалась пустота.

Проверка…

Я сглотнула, поправила косынку и шагнула к двери, готовая снова разыграть спектакль с «бабушкой» и «ремонтом». Где-то внутри терлось злорадное чувство «облома», которое ожидало чиновников. Вуаля! Ремонт! Чистота, стерильность… почти. И попробуй придраться!