Книга Вязаное счастье попаданки, страница 60 – Ольга Иконникова

Когда я замолкаю, старая герцогиня переводит взгляд на Клодет, и та торопливо подтверждает мои слова.

— Ровно то же самое моя невестка Моник рассказала и мне самой, ваша светлость. Она обманывала моего сына много лет, и когда он, наконец, узнал о том, что дочь ему не родная, то не захотел и дальше оставлять девочку в своем доме, и ее приютила я. Других внуков у меня всё равно не было.

— Нам недостаточно только ваших слов, — холодно говорит герцогиня. — Что, если завтра сюда придет другая девица и расскажет нам то же самое? Кому из вас мы должны будем поверить?

— Но у вас есть еще и мое слово, ваша светлость! — встает с дивана де Сорель. — Я лично разговаривал с дочерью повитухи, и ее рассказ в точности совпадает со словами матери мадемуазель Камю. Точнее, ее приемной матери.

Он говорит так спокойно, что я не могу не восхититься. Он прирожденный мошенник.

— Ах, полно, ваше сиятельство! — усмехается хозяйка. — В вас я не сомневаюсь, но подумайте сами, разве не могла быть дочь повитухе в сговоре с мадемуазель Камю? Они придумали красивую сказку, зная, что мой сын готов будет поверить во что угодно, лишь бы обрести свою дочь.

Граф не обманул, когда сказал, что у нее всё еще острый ум. Она легко показала, почему именно он не может быть свидетелем в этом деле. А мне стало еще страшней. Потому что если нам всё-таки не поверят и обвинят в обмане, то сам де Сорель легко выйдет сухим из воды. Он всего лишь поверил словам дочери повитухи.

— Она похожа на Эстель, — вдруг тихо говорит его светлость.

Так тихо, что мне приходится прислушиваться к его словам.

— Ты ошибаешься, Ренард! — возражает его мать. — Эстель была подлинной красавицей, а эта девица всего лишь смазлива. И в чертах ее лица нет ничего благородного. Тебя вводят в заблуждение ее светлые волосы. Но если ты присмотришься к ней повнимательней, то сам поймешь, что она не может быть твоей дочерью. И даже если невестка этой старухи действительно украла бы ребенка, у нее всё равно должно было бы остаться хоть что-то от Эстель — платок или плащ, в который завернули младенца.

— Вы не правы, матушка, — всё так же тихо, но неожиданно твердо отвечает герцог. — Даже если ребенок и был завернут в платок Эстель, то эта женщина наверняка догадалась избавиться от чужой вещи. С чего бы ей хранить то, что обличало ее в преступлении.

— У меня есть такая вещь, ваша светлость! — а вот мой голос сейчас звучит так хрипло, что я сама его не узнаю. — Медальон, который моя мать, вернее, женщина, которую я всегда считала своей матерью, передала мне перед своей кончиной.

Я подхожу к герцогу Лефевр и снимаю с шеи кулон в виде сердца.

Его светлость берет его, и я замечаю, как дрожат его руки. А когда он раскрывает медальон и видит портрет белокурой девочки, то вскрикивает и лишается чувств.

Один из присутствующих в комнате мужчин оказывается врачом. Должно быть, его пригласили именно потому, что ожидали такой реакции герцога.

Доктор подносит к носу его светлости флакончик с нюхательной солью и просит открыть окно. И когда в комнату врывается свежий воздух, герцог приходит в себя.

— Это она! — выдыхает он и обводит всех еще не вполне осознанным взглядом. — Моя дочь! А это медальон Эстель, который она никогда не снимала.

Я делаю шаг в его сторону, но старая герцогиня предостерегающе взмахивая рукой, запрещая мне подходить ближе. Но я понимаю, что что бы она сейчас ни говорила, ее сын не поверит ей. Слишком сильный эффект на него произвел медальон.