Онлайн книга «А под ним я голая»
|
Миша множит и множит меня. Как штаммы. * * * Сладковатый фотографический запах по всей квартире; никогда не выветривается. В ванную не зайдешь – вечно сушатся пленки. Языки, свитки, змейки – отовсюду, откуда только можно свисать, – серпантином вьются с бельевых веревок, шуршат еле слышно над головой. Вот как тут стирать?.. Беру таз и ухожу на кухню. * * * Когда мы еще не были женаты, Миша спросил: – А может, ты будешь моей музой? – А может, ты – моей? – А потом подумала, что муз не выбирают, как и родителей. * * * В Мише проснулось чувство ответственности. «Я должен кормить семью», – сказал он и устроился осветителем на «Мосфильм» в ночную смену. * * * Мой муж – воплощенная химия и жизнь. Точнее, химия versus жизнь. Парацельс в век Интернета. Иногда просто слов нет. Мало ему своих фиксажей-реактивов – так нет, сегодня застукала его на кухне: в моей розовой чашке что-то дымилось. – Что это? – Это? Сплав Вуда. – А зачем он тебе? – Должен плавиться в кипятке. Я заглянула в чашку. На дне лежали серебристые горошины. – И что, плавится? – Смотрю… Пока еще непонятно. – А как же чашка? – Отмоется… * * * Я вспомнила, где видела эти горошины. Микола, муж моей подруги Таньки Ниловой, отсыпал пригоршню в процессе разборки хозяйственного хлама, при коем мы присутствовали, в квартире, доставшейся ему после смерти отца. * * * Вечером позвонила папе. – А сплав Вуда ядовитый? – Конечно, ядовитый. – (А как же моя чашка?! Моя розовая китайская чашка!) – А зачем он тебе? – Так просто спросила. – Как вообще поживаешь? – Вот, – придумываю на ходу, – ходила гулять, зашла по дороге в хозяйственный. Купила скалку и яйцерезку. – Тебя что, муж обидел? * * * По «Культуре» передача про ландшафты Петергофа. Возлежим на диване как баре, любуемся причудами садовников. Камера дает крупные планы Монплезира, Марли, прудов и фонтанов, долго обозревает фигурные газоны… А наутро Миша предлагает сделать мне такую же прическу: короткая стрижечка с рельефными вензелями. Можно с разноцветными. В интимном месте. Слава телеканалу «Культура». * * * Кожаная подошва моей левой тапки всегда изрисована, исчеркана шариковой ручкой в духе графики Эшера: когда, сидя в кресле, болтаю по телефону, всегда для удобства подворачиваю ногу и машинально калякаю по подошве. * * * Покупаем зелень на рынке: три укропа по восемь рублей и китайский салат за восемнадцать. – Сколько с нас? – Шестьдесят. – Сколько? – Ой, пятьдесят два. – Сколько-сколько? – Сорок два… – Будешь так шутить, бесплатно заберем, – грозится Миша. – Ладно, ладно, вот нате вам яблочко, – бабка азербайджанка сует его в руки, возьми, мол, и с Богом проваливай. – Не любим мы яблоки, персик дай! * * * Прошлой осенью Миша привез с дачи полрюкзака яблок. Одно из них было надкушено. И еще одно. Короче, несколько яблок были надкушены. «Ки-ислые! – подумала я, – придется варенье варить». И не ошиблась. Штрифель оказался, как говорил когда-то – правда, не про яблоки, а про мосфильмовские груши, на «Мосфильме» были неохраняемые полузаброшенные сады, – один калдырь, типчик со сломанным носом, завсегдатай массовки и душа местной компании, косым глаза вправлять! * * * И мы поставили сидр. А Мишиному папе сказали, что сварили варенье. * * * Сейчас ночь, и слышно, как на кухне свистит сидр. Такой тихий звук. * * * – Опять за своего Прусточка-Прустца! Я уже в постели, с книжкой и маникюрной пилочкой в руках. Миша ревнует. * * * Как медленно ползет по страницам закладка! * * * Но я же не могу читать быстрей, чем я читаю. * * * Мечтаю о том, чтобы на ночном столике лежало не девятнадцать книг, как сейчас, а одна. * * * – Сколько тебе говорили не ставить на ночь быструю музыку! – Это же Бах… – Это все равно, что засыпать под польку. * * * Миша, однажды в спальне: ты будешь Белоснежка, а я Семь Гномов! – Осторожнее!! Ты меня понадкусываешь! Хотя на самом деле, когда у меня хорошее настроение, я просто душка, из меня веревки вить можно. – Да? А потом на них вешаться? * * * – А давай я сошью тебе такие трусы. С длинным и узким карманчиком, как чехол для зонта. – Не хочется от тебя засыпать!.. * * * Даже не верится, что в наше время это возможно – жить таким безмятежием жизни… * * * Мама подарила мне байковую ночную рубашку, в клубничку и с длинными рукавами – как носят в детском саду, но только большую. Миша ее не любил, говорил, что она отбивает у него желание. – Опять ты в клубничках! Это твоя мама специально… Но рубашка была теплая, а я мерзла ночами и потому не сдавалась. Дело кончилось тем, что мы пошли в салон дамского белья и купили мне новую ночнушку – черную, прямого и строгого кроя, с кружевными манжетами и маленьким бантиком на груди, – на что Миша изрек: «Теперь мне будет казаться, что я не в постели, а в опере». Взамен я дала слово никогда больше не надевать клубнички. * * * – Хочу тебе признаться в одной вещи. Знаешь, когда тебя нет, я иногда все равно сплю в клубничках. * * * В эту зиму мы занимались любовью мало. Допоздна работая на трех работах, я уставала, Миша это понимал и старался не приставать. Очень, очень уставала. * * * Звонит Миша из Питера – у него недельная выставка: – Совсем мне без тебя не спится. Завел даже специальную маленькую подушечку, подкладываю ее под бок и думаю, что это ты. * * * По ночам мне снятся герои Пруста. Маленький Марсель, рыдающий над кустом розового боярышника в Комбре. |