Онлайн книга «Лопухи и лебеда»
– Дак я думала, у вас огород свой. – Я и на целине была. Давно, еще студенткой… – Саша улыбнулась. – Даже грамота где-то валяется… – Когда? – поднял голову Илья. – В Казахстане? – В шестьдесят первом, под Акмолинском. Ты был? – Я раньше был. Разминулись. – И докторов возят? – спросила Дуся. – Слава богу, нет. Лекарям, Дуся, положено на месте сидеть. А в институте возили, а как же… – Кто Таню обещал посмотреть, лекарь? – Верно. А ну, Татьяна, пошли на расправу! И перекурим заодно… Сашина корзина наполнилась доверху. Дуся помогла стащить ее в сторону, где высилась груда картошки, и опорожнить. У крыльца Илья отмывал руки, Таня поливала ему из ковша. – Я на вас смотрю, – сказала Саша, переводя дух, – и как у вас сил на все хватает? Сколько вам лет, Дуся. Если не секрет? – Чего ж таиться? Сорок пятого я, двадцать семь стукнуло. А с виду-то небось с лишком тридцать? – Что вы! – Саша смутилась. – Вы очень молодо выглядите. – Ладно, знаем… – с усмешкой сказала она. – Нынче что! Танюшка когда грудная была – вот уж взаправду хлебнула. Другой раз заплачет ночью, оручая была, а худая – былиночка… Дак я и сама в рев, лежу, как корова разливаюсь, а встать – нету сил, каждая косточка гудит. Наскачешься за день-то… Чуть с Эдуардом не разошлись. Саша покачала головой: – И никто не помогал? – Кому ж помочь? Мама-то живая покуда была, да она водянкой хворала, что с нее проку? От водянки и померла… А свекровь далеко – они за Повенцом живут, он не с наших мест, Эдуард-то… Как раз укрупнили нас тот год, а зима такая бестолковая – нету снега, хоть плачь! Померзло все, пересеяли весной, и опять не слава богу – льет, поливает. По самый по август солнышка не видали… Дак разве ж уродит, когда ералаш такой? Ну, он и заладил: в город да в город, одно знает. Дядя у него там, у Эдуарда, механиком на автобазу устроить обещался… На ступеньках крыльца перед Ильей стояла Таня и, замирая от любопытства, трогала его горло. – Не здесь, – поправлял Илья. – Вот, выше… Смотри – я глотаю. Чувствуешь? Она кивнула и расплылась в улыбке, открыв редкие зубки с застрявшими зеленоватыми волокнами капусты. – Теперь я. Он прощупал железы у нее под подбородком и слегка надавил на ухо. Девочка вскрикнула и сморщила лицо. – Погоди реветь-то… А ну-ка, мне надави. Сильней! Думаешь, мне не больно? А я терплю. Ты льва когда-нибудь видела? Живого? – Только он добрый, лев, – сказала Таня. – Разумеется, добрый. Все равно иногда он рычит. Когда что-нибудь не в порядке. Или он хочет есть. Правда? – Только он детей не ест, – убежденно сказала Таня. – Он на веревке пляшет. Илья засмеялся: – Ты что-то путаешь, Татьяна. Это в цирке, что ли? – Его звать Каникулы Бонифация. Он очень добрый. – А, все ясно… Тащи чистую ложку, телезритель. Илья ополоснул ложку, нахмурился и озабоченно откашлялся. – Что-то у меня в горле чешется… Посмотри, пожалуйста, нет ли у меня там небольшого крокодила. Примерно вот такого… Таня сосредоточенно заглянула ему в рот. – Смотри как следует! А-а-а… Нету? Ладно, спасибо… Давай теперь у тебя поглядим. Понимаешь, бывают такие случаи, правда редко, когда вдруг в горле у человека живет такой маленький крокодил. Надо ему помочь оттуда выбраться… Женщины сидели на грядке. Дуся рассказывала: – …Уж и дом сторговали, я работать определилась на комбинат. У них баб не хватает, прясть некому. А которые согласны, им в общежитии комнату дают… Поглядела я, поглядела. Веселей, конечно, в городе-то. Культура большая. Парикмахерских полно… А на душе-то камень. Чужие люди кругом. Я с ребенком. И корову жалко… – Не решилась? Дуся со вздохом промолчала. – Зазнобу он в городе завел… В столовой работает. Бесстыжая такая курва, с нашей деревни, мужика ни одного не пропустит, хоть самый барахольный… Я и ушла. – И что же? – Известно что. Потерся там с месяц… Вечером доить пошла, слышу, в калитку торкается кто-то. Гляжу – стоит, а войти робеет. Щетиной зарос, а рожа-то вся белая, как мукой вымазался. Покойник прямо… В ногах валялся. Она опять вздохнула, взяла из корзины картошку с подгнившим боком и выбросила. – А как не пустишь? – сказала она. – Муж ведь. Нельзя девке без отца. Нехорошо. Саша кивнула как-то нерешительно. Дуся насторожилась. – Конечно, вы правы, – сказала Саша и покраснела. – Просто я думаю – смогла бы я так? Дуся презрительно усмехнулась. – Роди – узнаешь, – сказала она, вставая. – Мужик он и есть мужик, чего творит – сам не ведает. Какой с него спрос? Некоторое время они работали молча. – Если опять надумаете в город перебираться, – заговорила Саша, улыбаясь неловко, – приезжайте, Дуся, прямо ко мне, в Ленинград. Я ведь как раз на прядильном производстве работаю. У нас тоже прядильщиц не хватает, и прописку по лимиту дают… – Теперь ехать – никакого расчету нету, – сказала Дуся, не поднимая головы, и ведро ее зазвенело еще бойчей. – Председатель у нас новый, уж третий год, Тихон Сергеич, дай ему бог здоровья… Наизнанку вывернется, а зимой сыты будем… Илья вернулся сердитый. – Вы о чем думаете, Дуся? Родители, черт вас возьми! Вы когда с ней у врача были? Дуся сразу заплакала и схватила Таню. – Илья, возьми себя в руки, – сказала Саша. – А ты помолчи! Миндалины с кулак, железы увеличены… Носоглотка – ни к черту! Вы чем шутите? Инвалидом хотите ребенка сделать? У нее отит хронический. Запущенный! Не ревите, я с вами серьезно говорю! Когда у врача были последний раз? – Весной. – И что он сказал? – Я все как велено делала, – всхлипнула Дуся. – Сквозняков стеречься велели… Компресс ставить. Горло полоскать… А в больницу не дам! – Процедуры назначались? Прогревания? УВЧ? Кварц? – А как же. Ходили, сколько раз ходили! А компресс этот она у меня пол-лета не сымала… – Здрасте! Что, так весь день с компрессом и бегала? – Тоже скажете! Дурочка я, что ли? С ночи клала, утром сымала… Все равно в больницу не дам! – Да погодите… Она у вас босиком по избе носится, по сырому полу. Разве можно! Ноги – первым делом в тепле держать. Летом купалась? Ну хорошо, хоть не купалась… Завтра же поезжайте. Где тут у вас поликлиника? |