Книга Дядя Фред весенней порой, страница 6 – Пелам Вудхаус

Один вдумчивый член клуба «Трутни» выразил это так:

– Когда Мартышкин дядя приезжает в Лондон, ему уже не шестьдесят, а двадцать два. Не знаю, встречалось ли вам слово «эксцессы», но именно оно приходит тут в голову.

Предположение дяди (при должной обработке Хорес деньги даст) произвело на Мартышку большое, глубокое впечатление. Возвращаясь в Лондон, он был весел. Однако наутро ему показалось, что теория эта недостаточно обоснованна.

И то, если подумать – разве кто-нибудь даст сразу две сотни? Нет, не даст. Лучше собрать у многих людей, объявить подписку. Потому он и решил пойти в клуб поразведать, как и что.

Обычно, вернувшись из Лё Тукэ, трутни бывали печальны – иногда, в особенно трудные годы, клуб походил на Стену плача, – но сегодня царил дух веселья. Божества французских казино снизошли к членам клуба, и, слушая рассказы об успехах, Мартышка подумывал о том, не взять ли с некоторых по десятке, когда сквозь сигаретный дым увидел знакомое лицо. Это был сыщик.

Не только любопытство и не только страх за непривычного к месту человека побудили Мартышку к нему подойти. В конце концов, и он мог дать какие-то деньги.

– А, это вы, мистер Плум! – сказал страдалец, протягивая руку. – Как вас сюда занесло?

– Доброе утро, – сказал сыщик. – Я пришел с мистером Давенпортом. Он сейчас кому-то звонит.

– Не думал, что Хорес способен так рано встать.

– Он не ложился. Танцевал всю ночь.

– А, да! Маскарад. Помню, помню. Приятно вас видеть, мистер Плум. Вы так быстро ушли.

– Да, – задумчиво сказал сыщик. – А как вы поладили с особой N?

– Средне. Она разбушевалась.

– Так я и думал.

– Вы правильно сделали, что ушли.

– Конечно.

– И все же, – сердечно продолжал Мартышка, – я был огорчен, мне вас не хватало. Выпить хотите?

– Спасибо, нет.

– Сигарету?

– Нет, спасибо.

– Присядем, а? О, вы сидите! Вот что, мистер…

Неясный шум у стойки достиг вершины. Пуффи Проссер, местный богач, рассказывал новоприбывшим, как он сорвал банк семь раз кряду. И тут глаза мистера Плума тускло заблестели, словно пузырь мертвой рыбы.

– У-у! – сказал он, бросая на Пуффи тот самый взгляд, которым ястреб в Сахаре глядит на умирающего верблюда. – Я смотрю, тут большие деньги.

– Да, кстати, о деньгах…

– Самое время открыть шляпный банк.

– Какой банк?

– Шляпный. Не слышали? И чему вас только учат! Берем что хотите – ну, вот эту дверь – и держим пари, какая шляпа появится в ней первой. Вы ставите десятку…

Мартышка заботливо стряхнул пух с его рукава.

– У меня ее нет, – сказал он. – Я как раз…

– …на цилиндр, – продолжал его собеседник. – Тогда, если войдет субъект в цилиндре, банк ваш.

– Ага, ага!.. Очень занятно…

– Сейчас так играть нельзя, все в мягких шляпах. Ну что это такое!

– Да, безобразие, – поддержал Мартышка, – прямо хоть на костюмы гадай! Так вот, о десятках…

Мистер Плум очнулся:

– А, что?

– Я говорю, десятка…

– Костюмы! – вскричал сыщик, вскакивая с кресла, словно увидел особу N, и побежал к дверям с невообразимой скоростью. Через несколько мгновений трутни, собравшиеся у стойки, увидели, что – против всяких правил – кто-то говорит речь.

– Друзья! – возгласил мистер Плум.

Говор стих, сменившись молчанием, которое и подчеркнуло звонкий голос бывшего букмекера.

– Все вы джентльмены, – говорил Плум, – все вы спортсмены. Это я вижу. А джентльмен и спортсмен никогда не откажется от небольшого пари.

Слово «пари» сработало, холодное безучастие сменилось живым интересом. Никто не понимал, как затесался в их среду этот тип, но слушать его стали.

– Моя фамилия Плум, – говорил он. – Когда-то ее хорошо знали покровители королевского спорта. Скачки я оставил, но всегда готов помочь джентльменам и спортсменам. Итак, у вас – деньги, у меня – запись. Открываем – Костюмный – Банк!!!

Трутни редко владеют с утра всем своим разумом. Послышался удивленный гул. Один трутень спросил: «Э?», другой прошептал: «Какие еще банки?»

– Только что, – продолжал сыщик, – я объяснял идею шляпного банка моему другу Твистлтону. Костюмный действует точно так же. Сейчас один из членов клуба находится в телефонной будке. Я попросил мальчика придержать дверцу, чтобы вы, не торопясь, обдумали свои ответы. Его никто не выпустит?

– Нет! Нет! – гневно закричали трутни.

– Тогда все в порядке. Итак, каждый спросит себя: «Как он одет?» или, если хотите, «Что на нем надето?». Быть может, он в обычном костюме, быть может – в купальном. Быть может, он в мундире, вступил в Армию спасения. Чтобы дать почин, предлагаю девять против четырех – за синий костюм, четыре против одного – за серый в елочку, десять против одного – за гольфы, сто против шести – за шорты и свитер, двадцать против одного – за придворную ливрею. Не согласитесь ли вы, – обратился он к ближнему трутню, – вести запись?

– А угадывать я могу?

– Можете, можете. Следуйте влечению сердца, гоните страх.

– Как вы расцениваете шевиотовый костюм?

– Шесть против одного.

– Ставлю десять шиллингов.

– Прекрасно. Деньги наличными, пожалуйста. Ничего не попишешь, закон. Я вам доверяю, но – нельзя! Спасибо. Живее, живее, господа! Девять против четырех…

Последние преграды пали, дело пошло споро, и мистер Плум исчез за телами игроков.

Одним из первых был Мартышка. Кинувшись к швейцару, он выписал чек на последние десять фунтов и, облегченно вздохнув, прислонился к стойке.

Он понял, что фортуна, до сей поры капризная, решила больше не мучить хорошего человека. Чтобы выиграть пари, нужны знания, а они были, и в преизбытке. Только он, один из всех, знал, кто говорит по телефону; мало того – он знал, как тот одет.

Возьмем, к примеру, Бреммеля ^[4] наших дней – Поттера-Пербрайта, именуемого Кошкинкормом. Вот о нем можно гадать часами. Но Хорес – дело другое. Он с костюмами не расставался и довел свою невесту до рискованного шага: перед отъездом в Лё Тукэ она забрала их все до единого, чтобы отдать бедным. Конечно, она не могла оставить его голым, а потому не тронула серый фланелевый костюм и еще один, выходной, поскольку никто не успел бы сшить новый за такой короткий срок. Итак, ставим десять фунтов на серую фланель и спокойно ждем результатов.