Книга Корона из пепла, страница 23 – Рэй Карсон

— Представляю вам его милость конде Тристана, искусного наездника, воина и гордость Сельварики.

Ах, значит, это просто герольд.

Он отошел в сторону, и в дверях показался другой человек. Он был среднего роста и телосложения и двигался с нарочитой грацией танцора. Его черты показались мне слишком тонкими, чтоб его можно было назвать красивым, а черные волосы, вьющиеся на затылке, — слишком ухоженными, но глаза его светились умом и теплотой. Он оказался моложе, чем я думала. Я с удивлением обнаружила, что улыбаюсь ему столь же смущенно, как и он мне.

Он поклонился, выпрямился, устремил на меня пристальный взгляд.

— Здравствуйте, — сказала я с запинкой. — Добро пожаловать.

— Спасибо. Э… ваше величество. Это… Вы… — Он печально покачал головой. — Простите. Обычно я более ясно выражаюсь. Просто вы гораздо прекраснее, чем я предполагал.

Я прищурилась, пытаясь определить степень его искренности. Боковым зрением я заметила, как Гектор переступил с ноги на ногу и скрестил руки на груди.

Я решила быть откровенной.

— Не будьте смешным, ваша милость. И вы и я знаем, что мой двор признал меня некрасивой.

Он решил ответить столь же искренне.

— Это правда. Ходят слухи о вашей полноте, склонности к неподобающим нарядам и опасной откровенности. — Он улыбнулся, показав ровные белые зубы. — В последнем я уже убедился.

— Уверяю вас, что относительно нарядов они также верны. Если бы не мои преданные служители, на мне были бы штаны для пустыни и туника из козьей шерсти.

— Я уверен, что в них вы выглядели бы очаровательно.

Я ждала, что он выскажется насчет слухов о моей полноте, и испытала легкое разочарование вместе с облегчением, когда этого не случилось.

Я не знала, о чем говорить дальше. Из угла до меня донесся скрип пера по пергаменту — это секретарь лихорадочно записывал каждое наше слово. Я представила себе, как он пишет: «…туника из козьей шерсти».

Голова уже болела от тяжести короны. Накопившееся раздражение давало о себе знать:

— Конде Тристан, почему вы здесь?

Он любезно изобразил волнение. Потом проговорил:

— Я надеялся, что мы лучше узнаем друг друга. Не секрет, что мой народ значительно выиграл бы, если бы я… вступил в союз… с вашим величеством. Но я не спешу. Я лишь предлагаю время от времени встречаться, чтобы понять, хорошо ли нам в обществе друг друга.

— Это все? Никаких просьб?

— Есть одна просьба.

Ну конечно, есть.

— Какая?

— На предстоящем празднике Освобождения могу ли я ангажировать вас на два танца?

О Боже, мне придется танцевать. Мне это не приходило в голову. Танцевала я ужасно.

Должно быть, ужас отразился на моем лице, потому что конде Тристан сделал шаг назад, в глазах мелькнула тревога.

— Простите меня, ваше величество. Может быть, я слишком забегаю вперед…

— Да, вы можете ангажировать меня. Но я собираюсь устроить испытание вашей преданности, наступая вам на ноги.

Глаза его весело блеснули.

— Буду с нетерпением ждать. Но вы увидите, что мне не так просто наступить на ногу.

Я велела себе устоять против его улыбки, хотя и не могла не признаться самой себе, что мне он понравился. Я сделала жест одному из охранников и сказала:

— Пожалуйста, проводите конде и его… — Герольда? Помощника? — …и его спутника обратно в их комнаты и убедитесь, что они ни в чем не нуждаются.

Если конде и был удручен таким завершением встречи, он этого не показал.

— Встретимся на празднике, ваше величество.

Он отвесил изысканный поклон. Его спутник сделал то же самое, и они вышли в сопровождении стражника.

После того как дверь за ними закрылась, Гектор сказал:

— Он подумал, что про ноги вы пошутили, — и мы обменялись быстрыми улыбками.

Секретарь записывал последнее замечание о встрече. Неужели он записывает каждое слово, произнесенное в этой комнате?

— Господин секретарь, — сказала я.

Он поднял глаза, не дописав строки. Кончик его носа был испачкан чернилами.

— Ваше величество?

— Я хочу пить. Принесите мне стакан воды, пожалуйста.

Он нахмурился, понимая, что я хочу отделаться от него, но вовремя спохватился и переменил выражение лица.

— Да, ваше величество.

Когда он ушел, я откинулась на спинку кресла и посмотрела на Гектора.

— Что вы думаете о конде? По крайней мере, лучше, чем Лиано, не правда ли? — Я потерла виски. От тяжести этой ужасной короны даже думать было трудно.

Взгляд Гектора, казалось, обратился на что-то внутри его, пока он обдумывал ответ. Мне всегда нравилось, как он будто перемалывает идеи у себя в голове. Он никогда не высказывается, пока не найдет точных слов.

Он сказал:

— Конде Тристан — первый в списке леди Геды, но, по-моему, это связано с его популярностью и обаянием, а не тем, что он лучше всех подходит. Сельварика — маленькое южное графство, состоящее по большей части из островов. Туда трудно добраться, оно малонаселенно. Я не уверен, что у конде есть что предложить вам. Мне кажется, вы достойны большего. Кроме того, и Эдуардо, и Луз-Мануэль говорили, что вам лучше выбрать кого-нибудь из северных графств.

Он сказал все это таким ровным голосом, будто читал статью в энциклопедии. Я опустила глаза.

— А что вы думаете о нем? — сказала я тихо. — Что он за человек, как вы считаете?

Прошла секунда. Я чувствовала, что он смотрит на меня, но не могла себя заставить встретиться с ним взглядом, и не сводила глаз со своих рук. Моя темная кожа резко контрастировала с голубым цветом платья. Ноготь на большом пальце был неровным из-за моей привычки его обкусывать. Надо было попросить Мару выровнять его.

Наконец он сказал:

— Он рано унаследовал престол, после того как его отец погиб из-за несчастного случая. Говорят, он умен и очарователен. Придворные дамы считают его привлекательным. Это все, что я знаю.

Голос его звучал так сдержанно, что я, подняв глаза, попыталась понять, что написано у него на лице. Это было непросто. Мы довольно долго смотрели друг на друга.

Надо было нарушить эту тишину, объяснить, и я сказала:

— Я знаю, что должна выйти замуж ради блага Гойя д’Арены, и мои собственные чувства тут не важны. Поэтому глупо надеяться… но я не могу не… Да, я надеюсь выйти за хорошего человека. Как Алехандро. Я знаю, он не любил меня, но он был моим другом. — Я вздохнула, и вздох был похож на всхлип.

В его глазах сверкнуло что-то — может быть, жалость, — и он взял меня за руку. Он провел большим пальцем по моей ладони и сказал хриплым шепотом: