Она смотрела на меня с бесконечным спокойствием.
— Я ни о чем не жалею, — сказала я.
— Я знаю.
— Но я больше не буду убегать.
Она скрестила руки и оперлась о спинку кровати, которая скрипнула в ответ.
— Вы предпочли бы бежать к чему-нибудь?
— Что ты имеешь в виду?
Она огляделась кругом. Кроме Мары и Гектора в комнате стояли трое стражников, на их лицах не отражалось ни намека на то, что они слышат наш разговор. Они стояли так неподвижно и тихо, что почти казались невидимыми. Химена сказала:
— Кое-что в… исследовании, которое я провожу, может потребовать длительной поездки. — Она улыбнулась. — Может быть, мы могли бы совместить ее с той поездкой по стране, которую рекомендует вам кворум?
Она говорила о вратах. О тех, что «ведут к жизни». И она не хотела обсуждать подробности перед стражниками.
Гектор сказал:
— Кажется, рассказ конде за ужином оказался необычайно интересным.
— Это так, — согласилась Химена.
Последовало молчание, и я знала, что все мы думаем об одном и том же. Удивительным образом конде рассказывал легенду почти теми же словами, что мы прочли на каменной стене под моим дворцом. Врата, ведущие в жизнь, узки и малы, немногие отыщут их.
Я сказала:
— Наш друг из Ям может что-нибудь знать.
Химена кивнула.
— Он также может иметь свою точку зрения на последнее покушение.
Я содрогнулась от одной мысли, что снова увижу Шторма. Я так ясно представляла себе его слишком правильное лицо, высокомерный шипящий голос. Но надо было воспользоваться его предложением, и как можно скорее.
Без тени отвращения я заявила:
— Я нанесу ему визит завтра утром.
Гектор возмущенно выпалил:
— Не надо. Я не знаю местности. Не знаю, как разместить охрану. И в пещере такое эхо… вы не сможете поговорить без свидетелей.
Я открыла рот, чтобы возразить, напомнить ему, что я не позволю страху командовать мной, но промолчала. Не следуя его советам, я едва не была убита.
— Вы собираетесь настаивать, так? — сказал он с болью в голосе.
— Нет. Я думаю для разнообразия позволить вам исполнить свою работу.
Он пристально смотрел на меня еще долю секунды, а потом к нему вернулось привычное спокойствие.
— В таком случае завтра утром я пошлю за ним своих людей.
— Спасибо. И если он не придет по доброй воле и незамедлительно, арестуйте его и приведите.
Он улыбнулся.
— С удовольствием.
Мара шагнула ко мне, лицо ее светилось твердой решимостью.
— Я ничего не поняла, и мне все равно. — Она взмахнула моей расческой. — Я знаю только, что завтра сама приготовлю вам завтрак и вы съедите все до кусочка.
На следующее утро, съев приготовленный Марой омлет с козьим сыром, зеленым луком и красным перцем, я должна была отправиться смотреть за исполнением назначенного мной наказания. Слабым утешением было лишь то, что, когда все соберутся на площади, Гектору будет проще доставить инвирна в башню незамеченным.
В сопровождении стражников и фрейлин я под размеренный бой барабанов прошествовала через внутренний двор замка. Уже собралась огромная толпа, расступавшаяся, чтобы пропустить меня. На мне было платье из красной парчи с золотым шитьем, и я пожалела о своем выборе, чувствуя, как под мышками и на спине выступает пот. Я высоко держала голову, несмотря на убийственный вес короны.
Это было то место, где казнили Мартина, тот же помост, та же толпа. Но на этот раз я была добровольным участником.
Кухонные слуги уже выстроились на площади. Они стояли спинами к толпе, руки их были привязаны над головой к толстому позорному столбу из массивного ствола баньяна. Все двенадцать человек легко поместились вокруг него. Они были раздеты до пояса, даже девушки.
Я лязгнула зубами, пытаясь остановить дрожь, взошла на помост и села на деревянный трон. Химена и Мара стояли у меня за спиной. С этого места мне было прекрасно видно обвиняемых и море зрителей внизу. Зрители толкались в поисках лучшего места. Один мальчик сидел у отца на плечах. Во всех глазах застыл страх, а может быть, восторг.
Ко мне подошел человек с длинной красной подушкой и преклонил колени. Был ли это тот самый, что обезглавил Мартина?
Как и заключенные, он был обнажен до пояса. Лицо его было завязано черным платком, закрывавшим рот и нос. Его мускулистые плечи и грудь пересекали белые шрамы. Он держал в руках подушку. На ней — инструменты: розги, ивовые прутья, кошки и кожаные ремни, скрученные, как змеи, с железными зазубринами на концах.
У меня комок встал в горле.
Палач прошептал голосом таким же вымученным и страшным, как его кожа:
— Ваше величество, вы должны выбрать инструмент для наказания.
Я не сразу поняла, чего он хочет, а когда поняла, меня охватило отчаяние. Конечно, я должна была.
Они разложены по возрастанию степени причиняемого вреда. Я не хотела травмировать этих людей. Но я не могла выбрать и самое легкое наказание.
Я сказала настоящим королевским голосом:
— Возьмите прутья.
Человек в шрамах повернулся к зрителям и поднял вверх прут, слегка гнущийся от собственного веса. Толпа одобрительно загудела.
А потом я заставила себя невозмутимо смотреть, как медленно и методично он сек моих слуг. Прутья влажно шлепали по обнаженным спинам, и у меня слезы наворачивались на глаза. Рубцы вспухали на спинах, они выгибались и извивались, но столб не давал увернуться. Человек в шрамах работал аккуратно, неуклонно следуя цели. Он распределял удары равномерно по всей спине, чтобы каждый клочок кожи ощутил их силу.
Некоторые пытались сдержать крик, но не все, и их хриплые, страдальческие голоса врезались мне прямо в сердце. Один паренек, явно самый младший из всех, открыто плакал, прижавшись щекой к столбу.
— Я тверда как камень. Я холодна как лед. Я ничего не чувствую, — повторяла я про себя.
Один лишь главный повар устоял на ногах после десяти ударов. У остальных подкашивались ноги, и они повисали, прикованные за запястья.
Человек в шрамах повернулся ко мне и поклонился. Прут в его огромной руке был в крови.
— Готово, ваше величество.
— Спасибо, — выпалила я.
— Желаете обратиться к этим людям? — спросил он.
Нет, конечно, нет. Мне не терпелось уйти, сбросить корону и уткнуться лицом в подушку.
Но тут маленький мальчик в толпе, тот, что сидел у отца на плечах, плюнул в ту девушку, что готовила лепешки вместе с Фелипе. Липкий шарик ударился о ее потную щеку и скатился по обнаженной груди.
