Книга Ее свирепые звери. Начало, страница 3 – Э. П. Бали

Мое сердце грозит выпрыгнуть прямо из грудной клетки.

Это очень плохо.

Он пришел сам, со всей своей свитой — словно я какой-то иностранный придворный, а это официальное заседание. Тревожные звоночки громко звучат в моей голове. Либо у него есть для меня последняя важная работа, либо что-то гораздо худшее.

Я не всегда боялась его. Он был хорошим отцом, когда возлагал на меня большие надежды. Но в тот же день, когда раскрылась моя анима, он за считанные минуты превратился из любящего отца в жестокого надсмотрщика.

Возвестив о своем присутствии, следующим входит мой отец, размашисто шагая сквозь дверной проём в черных ботинках военного образца. Он похож на призрак мужчины, слишком высокий и слишком худощавый, со впалыми щеками, глубокими тенями под глазами — как будто Королевская кобра взвалила на его плечи какую-то огромную мировую ношу. Но я знаю лучше. Такова была сила черной магии, и он использовал ее как наркоман. Я полагаю, мы немного похожи: мне достались оливковая кожа и темные волосы с его стороны семьи, и я похудела из-за своей диеты, состоящей из лапши быстрого приготовления и редких поптартов.

Я не видела отца целый год — прислужники присылали мне его распоряжения, — но он ничуть не изменился с прошлого раза.

Эти черные глаза пристально смотрят на меня, словно за мной охотится хищник, и мне хочется зарыться в землю и никогда больше не попадаться в поле его зрения. Я не могу не заметить, что он стоит прямо на пороге, как будто ему слишком противно заходить дальше. Судя по всему, входить должным образом ниже его достоинства. У меня осталось всего две недели до того, как я исчезну из его жизни. Он не мог просто оставить меня в покое?

— Аурелия, — от его голоса у меня по спине пробегают мурашки, и я подавляю дрожь.

— Отец, — я киваю, сохраняя невозмутимость и в голосе, и на лице.

Обе приспешницы недовольно зашипели из-за того, что я не обращаюсь к нему с почтением «Ваше величество». Будь я любым другим человеком, это потребовало бы наказания в виде смертельного удара или, в стиле Змеиного Двора, медленной казни с помощью яда. Ему не нравится, когда я называю его «отец» или «папочка», потому что я не могу быть его дочерью. Но в мире, где от меня ожидают полного подчинения, называть его «отцом» — это единственный акт неповиновения, который я себе позволяю.

Единственный признак его недовольства — подергивание уголка рта, когда он поднимает руку, чтобы успокоить своих отмороженных прислужниц. Образ справедливого и доброжелательного правителя.

— Ты в порядке? — резко спрашивает он.

Его глаза клинически обшаривают мое тело в поисках признаков инвалидности или болезни. Мрачное присутствие отца накрывает меня, как тяжелое одеяло, и я подавляю желание неловко поерзать. Я хочу, чтобы он ушел из моего пространства и из моей жизни. Теперь я совершеннолетняя и не являюсь частью его Двора — это, конечно, означает, что у меня есть некоторая автономия. Теперь есть на что опереться.

— Я в порядке, — подтверждаю я и во внезапном порыве несвойственной мне храбрости говорю: — Что тебе нужно, отец? Мне нужно приниматься за работу.

Он делает один шаг вперед, и от этого движения мое сердце пропускает несколько ударов. Ничего не могу поделать со страхом, поднявшимся во мне, и мне так стыдно за себя, когда я делаю прискорбный шаг назад.