Книга Черный крестоносец, страница 367 – Алистер Маклин

– На кольце, с другими ключами. Под водительским сиденьем сзади, с левой стороны.

– Сёрль?

Священник кивнул и направился к машине.

– А ты мало кому доверяешь, – кисло заключил Черда.

– Думаешь, стоило бы?

– Какой номер ячейки?

– Шестьдесят пятый.

Сёрль вернулся, подбрасывая на ладони связку ключей:

– Это ключи зажигания.

– Кроме латунного, – пояснил Боуман.

Черда взял у священника ключи:

– Кроме латунного, значит?.. – Он снял ключ с кольца. – Верно, «шестьдесят пять». В кои веки ты не соврал, Боуман. Деньги в какой упаковке?

– Клеенчатая ткань, оберточная бумага, сургуч. Подписаны моим именем.

– Ладно… – Черда оглянулся и поманил к себе Маку, сидевшего на ступеньках фургона. Тот подошел, потирая щеку и смерив Боумана неприветливым взглядом. – Я слышал, сопляк Хосе обзавелся мопедом?

– Нужно передать сообщение? Сейчас я его позову, Хосе на трибунах.

– Не нужно. – Черда вручил Маке ключ. – Он от ячейки под номером шестьдесят пять на вокзале в Арле. Найдешь Хосе и скажешь, чтобы он открыл ее и забрал оттуда пакет в оберточной бумаге. Пусть обращается с ним так осторожно, как если бы от этого зависела его жизнь. Пакет очень, очень ценный. Скажи, пусть вернется как можно скорее и отдаст сверток мне. Если меня не будет на месте, кто-нибудь из наших подскажет ему, где я. Все ясно?

Мака кивнул и поспешил прочь. Холодно глядя ему вслед, Черда сказал:

– Думаю, пора бы и нам наведаться на арену. Не то бык заждался.

Они перешли дорогу, но направились не прямо к арене, а в один из домиков по соседству, которые служили подсобными помещениями и раздевалками; тот, в который они вошли, был увешан костюмами матадоров и разетье; здесь же висели и клоунские наряды. На один из них Черда и указал:

– Влезай.

– В это? – Боуман насмешливо оглядел безвкусное одеяние. – Напомни, а почему, черт возьми, я обязан напяливать на себя такое?

– Потому, что на этом настаивает мой добрый друг, – взмахнул пистолетом Черда. – Советую его не сердить.

Боуман сделал, как было велено. Покончив с переодеванием, он ничуть не удивился тому, что Эль Брокадор сменил свой эффектный белый костюм на такой же, но темных тонов, а Сёрль натянул поверх рясы длинный синий халат, после чего все трое нацепили бумажные маски и дурацкие шляпы. Похоже, они хотели, чтобы их не узнали; не такое уж необычное желание для потенциальных убийц. Черда прикрыл свой пистолет широким полотном красного флага, и все четверо покинули домик и направились к арене.

Когда они оказались у прохода в кальехон, Боуман с удивлением обнаружил, что комический номер, который шел в момент, когда он уходил с трибун, еще продолжается. Трудно было поверить, что пролетели всего считаные минуты, – а столько всего за эти минуты произошло. Встав у арены, их четверка стала свидетелем невероятного трюка: один из клоунов исполнял стойку на руках на спине у быка, а тот замер, окаменев в неутоленной ярости, и лишь водил головой из стороны в сторону. Толпа хлопала и гудела, заходясь от восторга; если бы не сложившиеся обстоятельства, подумал Боуман, он и сам бы не удержался от аплодисментов.

В заключительной короткой репризе клоуны, вальсируя, двинулись под аккомпанемент аккордеона к краю арены. Там они остановились, повернулись лицом к зрителям и отвесили им глубокий поклон, видимо не догадываясь, что сзади на них несется бык. Толпа закричала, предупреждая о неминуемой катастрофе, – и клоуны, не выпрямляя спину, в последний миг толкнули друг дружку в разные стороны. Бык диким галопом пронесся над тем местом, где всего секунду назад стояли люди, и со всего маху врезался в барьер. Завершающий удар оглушил быка, и трюкачи, не торопясь, с достоинством покинули арену. Толпа устроила им овацию, сопровождаемую свистом и криками восхищения. Боуман же отстраненно подумал, что через каких-нибудь пару минут вся эта публика на трибунах едва ли окажется способна сохранить прежний радостно-беззаботный настрой. Почему-то это представлялось ему маловероятным.