Книга Черный крестоносец, страница 370 – Алистер Маклин

Как выяснилось, андалузские быки умеют тормозить ничуть не хуже, чем разгоняться. Не огорчившись неудачей первой попытки, бык разбросал песок, развернулся черным вихрем и без всякой паузы вновь бросился на противника. И снова Боуман выверил нужный момент с точностью до доли секунды и повторил прежний маневр – на этот раз в зеркальном отражении. Бык опять промахнулся, хотя теперь речь уже шла о каких-то дюймах. Толпа зрителей восхищенно забормотала, сопровождая новый успех разетье первыми нерешительными хлопками. Повисшее в воздухе напряжение стало ослабевать – понемногу, но вполне ощутимо.

Бык развернулся и на этот раз застыл в неподвижности менее чем в тридцати футах от противника. Нисколько не торопясь, он наблюдал за Боуманом, а тот, также не торопясь, наблюдал за быком. Вниманием невольного тореро завладели увесистые рога, – вне всяких сомнений, их концы были специально кем-то заточены. С отрешенностью, достойной лучшего применения, Боуман заключил, что ему редко доводилось сталкиваться с примерами столь бесполезного труда: будь рога заострены или, наоборот, сточены до размера мелкой монетки, не играет никакой роли, – с учетом мощи бычьих шеи и плеч единственный взмах одного из этих крюков прошьет человеческое тело насквозь вне зависимости от состояния кончика рога. Конечно, быть пронзенным заостренным рогом представлялось более легким и менее мучительным способом свести с жизнью счеты, – так или иначе, этот вопрос стоило оставить пытливым умам; конечный результат известен заранее и одинаково трагичен в обоих случаях.

Тяжелый взгляд красных бычьих глаз ни разу не дрогнул. Думает ли бык, задался вопросом Боуман, шевелит ли он в этот момент мозгами? И если так, то думает ли бык о том же, о чем и он сам, – что их противоборство представляет собой не более чем партию в русскую рулетку, в смысле взвешивания шансов? Ожидает ли бык от Боумана и в следующий раз повторения прежнего маневра? Что, если теперь бык предпочтет не отвлекаться на первый бросок противника и продолжит свое наступление, чтобы врезаться в Боумана, когда тот бросится назад? Или же бык считает, что следующей маневр Боумана может оказаться не финтом, а реальным броском в сторону, и уже планирует отклониться от прямой на подходящий угол, чтобы настичь хитроумного противника? Чушь, причем чушь в квадрате, решил Боуман, логические рассуждения тут ни к чему: когда в дело вступают законы слепой случайности, рано или поздно наступит миг, когда один из этих рогов лишит его жизни, – и произойдет это довольно скоро, ведь в каждой попытке у них с быком одинаковые шансы на удачу. Пятьдесят на пятьдесят.

Мысль о шансах заставила Боумана бросить быстрый взгляд на барьер. До него оставалось каких-нибудь десять футов. Повернувшись, он сделал три спринтерских прыжка, хорошо понимая, что бык позади него уже бросился в атаку, и видя впереди, в кальехоне, фигуру Черды с красным флагом на поднятом запястье. Дуло пистолета под флагом, впрочем, было опущено: подобно самому Боуману, цыган был уверен, что тот не собирается бежать с арены.

Оказавшись у барьера, Боуман повернулся к нему спиной, чтобы встретить приближение быка открытым взглядом. Извиваясь всем телом и кружа волчком, он стремительно отступил вдоль барьера в тот самый миг, когда набегающий разъяренный бык попытался поддеть его правым рогом; острие чиркнуло по рукаву клоунского наряда, но даже не разорвало ткань. С огромной силой бык врезался в барьер, расколов при этом две верхние доски, после чего уперся о барьер передними копытами, пытаясь найти способ преодолеть его. Прошло немало времени, прежде чем бык сообразил, что Боуман так и не покинул арены, хоть и отступил на приличное расстояние.