Книга Черный крестоносец, страница 372 – Алистер Маклин

Сесиль вскочила на ноги. Ее арлезианское платье уже не выглядело таким роскошным, но Лайла успела немного подлатать его – достаточно для соблюдения приличий. Девушка шагнула было к двери, но Месон заступил ей путь.

– Она останется здесь, – объявил цыган. – Мне было велено…

– Господь вседержитель! – прогремел Великий герцог. – Ты бросаешь мне вызов?

Он грозно двинулся к явно напуганному Месону, и прежде, чем цыган успел сообразить, что его ждет, Великий герцог со всей подкрепленной немалым весом силой вонзил свой каблук в подъем его ступни. Месон завыл в агонии, запрыгал на одной ноге, сложился пополам и обеими руками схватился за пострадавшую конечность. В этот момент Великий герцог обрушил сцепленные ладони на загривок цыгану, и тот рухнул как подкошенный, лишившись чувств еще прежде, чем ударился об пол.

– Скорее, мадемуазель Дюбуа, поспешите! – настойчиво призывал девушку Великий герцог. – Если ваш друг еще дышит, сейчас он может пребывать ин экстремис…

Именно там, «у последней черты», Боуман и пребывал в этот момент. Он еще держался на ногах, но только благодаря исключительной силе воли и инстинкту выживания, который, впрочем, угасал довольно быстро. Выпачканное песком и кровью лицо Боумана осунулось и было перекошено от боли. Время от времени он хватался за левую половину груди, там, в ребрах, был, похоже, главный источник его мучений. Костюм Пьеро, еще недавно вполне добротный, был вымазан и помят, а две длинные прорехи на правой стороне дублета говорили о двух не слишком удачных попытках спастись от режущих ударов левого рога быка. Боуман сбился со счета, сколько раз валился он на песок арены, но хорошо запомнил три случая, когда падение было совершенно непредумышленным: два раза бык опрокидывал его наземь, задев мощным плечом, а однажды обратный взмах левого рога пришелся Боуману под левую руку и отправил его кувыркаться. И вот теперь бык снова бежал на него, исполненный решимости поскорее закончить схватку.

Боуман дернулся в сторону, пытаясь уклониться от удара, но скорость его реакции к этому времени замедлилась, и довольно сильно. К счастью, бык ошибся в своих догадках и промахнулся, но мощным левым плечом все же нанес Боуману скользящий удар, хотя для махины, весом около тонны и несущейся на тебя со скоростью тридцать миль в час, изящное слово «скользящий» едва ли применимо. От удара Боуман полетел на землю в четвертый раз. Бык не успокоился и, дрожа от злобы, попытался поддеть лежащего на рога; Боуман, еще не растерявший последних крох сознания и физических сил, принялся перекатываться туда-сюда, отчаянно пытаясь ускользнуть от тыкавшихся в песок арены рогов.

На трибунах внезапно сделалось очень тихо. Толпа уже поняла, что перед ней непревзойденный разетье и настоящий мастер пантомимы и актерской игры, однако никакая любовь к искусству не должна заставлять человека так рисковать собственной жизнью: барахтаясь на песке, этот безумный Пьеро ежесекундно чудом избегал смерти, опережая быка всего на какой-то дюйм, если не меньше, – ведь уже дважды рога быка пронзали ткань на его дублете.

Оба раза Боуман ощутил, как рог чиркает по спине, и это подстегнуло его сделать новый рывок, которому, в чем он не сомневался, предстояло стать последним. Еще с полдюжины раз он со всем доступным ему проворством уворачивался от бычьих рогов, ловя все убывающий шанс подняться с песка на ноги. Когда такая возможность наконец представилась, Боуман не упустил ее, но уже не был способен на решительные действия и просто стоял, шатко переступая вперед-назад и нетрезво покачиваясь из стороны в сторону. Вновь над ареной повисла гнетущая тишина: уже до предела разъяренный бык вконец обезумел и, забыв о былых хитростях, бросился прямо на человека. Именно в тот момент, когда, казалось бы, разетье уже не избежать участи быть наколотым на кривой бычий рог, едва державшийся на ногах Боуман отшатнулся в сторону, и этот пьяный маневр увел его от столкновения с острием рога на какую-то долю дюйма. Бык был настолько взбешен, что пробежал еще ярдов двадцать, прежде чем понял, что Боуман остался позади, и только тогда остановился.