Книга Черный крестоносец, страница 402 – Алистер Маклин

– Встречи с тобой за покерным столом мне дорого обошлись, – кивнул Пирс.

Рыжебородый вывернул кисть своего пленника. Тот отчаянно сопротивлялся, однако тщетно, поскольку все преимущества были на стороне Гарритти. В прижатой тыльной стороной к столу руке взорам окружающих предстали карты: все фигурные, сверху туз червей.

– По мне, так весьма достойные карты, – пожал плечами Пирс.

– В данном случае о достоинстве говорить не приходится. – Гарритти кивнул на колоду. – Где-то в серёдке, маршал…

Тот взял неразобранные карты и принялся их просматривать, внезапно остановился и раздвинул колоду: в ней оказался еще один туз червей. Пирс положил карту на стол лицом вниз, затем вытащил туза из руки незнакомца и бросил его, тоже рубашкой кверху, рядом с обнаруженным в колоде. Рисунки были идентичными.

– Две одинаковые колоды, – констатировал маршал. – Чьи это карты?

– Есть у меня одна догадка. – Намек Гарритти прозвучал, надо сказать, достаточно сурово, однако скрытый смысл его замечания представлялся еще более зловещим.

– Старый трюк, – парировал сидящий мужчина; голос у него был тихим, однако, учитывая крайне компрометирующую ситуацию, в которой он оказался, на удивление уверенным. – Туза подкинули в колоду. Кто-то знавший, что он у меня на руках.

– Ваше имя?

– Дикин. Джон Дикин.

– Встаньте, Дикин. – Тот подчинился, и маршал неторопливо обошел стол и в упор посмотрел на Дикина, их глаза оказались на одном уровне. – Оружие?

– Нет.

– Вы меня удивляете. Как мне представляется, оружие человеку вроде вас необходимо. По крайней мере, для самообороны.

– Я противник насилия.

– У меня такое чувство, что кое-какое вам предстоит испытать, нравится вам это или нет.

С этими словами Пирс приподнял одной рукой левый борт овчинного полушубка Дикина, а другой залез в его внутренний карман на подкладке. После пары секунд предварительной разведки он извлек и разложил веером интересную подборку тузов и фигурных карт.

– Ничего себе! – пробормотал О’Брайен. – Вот это и называется «не раскрывать свои карты».

Маршал пихнул лежащие перед Дикином деньги в сторону Гарритти, однако тот даже не подумал взять их и гневно процедил:

– Одного лишь денежного возмещения недостаточно.

– Знаю, что недостаточно, – невозмутимо ответил Пирс. – Мог бы и догадаться из того, что я сказал. Но тебе, Гарритти, известна моя позиция. Шулерство на федеральное преступление никак не тянет, так что вмешаться я не могу. Но вот если у меня на глазах вершится насилие, тут уж, как местный хранитель порядка, я обязан его пресечь. Дай-ка мне свою пушку.

– Да пожалуйста. – Зловещее удовлетворение в голосе Гарритти не укрылось от присутствующих в баре.

Рыжебородый протянул громадный револьвер маршалу, зыркнул на Дикина и ткнул большим пальцем в сторону входной двери. Однако шулер не сдвинулся с места. Гарритти обошел вокруг стола и повторил жест. Дикин едва уловимо, но явно отрицательно качнул головой. Тыльной стороной ладони Гарритти влепил ему пощечину и выкрикнул:

– Наружу!

– Я же объяснил, что не признаю насилия, – сказал Дикин.

Без всякого предупреждения Гарритти нанес ему яростный удар. Дикин отшатнулся, запнулся о стул и как подкошенный рухнул на пол, потеряв при этом шляпу. Да так и остался лежать, лишь приподнявшись на локте, но совершенно не предпринимая попыток встать. Из уголка его рта сочилась кровь. Все до одного постоянные клиенты бара в беспрецедентном, надо полагать, усилии дружно поднялись на ноги и устремились вперед, чтобы поближе понаблюдать за разворачивающимся действом. Выражение неверия, отразившееся поначалу на их физиономиях, постепенно сменилось полнейшим презрением. Ярко-красная нить насилия являлась неотъемлемой и безоговорочной составляющей жизненного уклада на фронтире: неотомщенное насилие, смиренное принятие оскорбления или телесного повреждения без какой бы то ни было попытки физического возмездия воплощали собой высшую степень деградации, полное падение мужского достоинства.