Книга Черный крестоносец, страница 403 – Алистер Маклин

Гарритти уставился на неподвижного Дикина в разочарованном недоверии и в гневе, который неумолимо возрастал и стремительно захлестывал его и без того жалкие остатки самоконтроля. Пирс, уже выдвинувшийся вперед в целях обуздания следующего действия Гарритти, несомненно грозящего выплеснуться в жестокое избиение, вид имел непривычно растерянный, но затем выражение замешательства на его лице сменилось мгновенной догадкой. Стоило Гарритти шагнуть к лежащему Дикину и занести правую ногу с явно убийственным намерением, маршал практически машинально тоже сделал шаг вперед и отнюдь не мягко ткнул правым локтем в диафрагму рыжебородого. Тот крякнул от боли так, словно тужился при рвоте, а затем сложился пополам, прижав руки к солнечному сплетению и хватая ртом воздух.

– Гарритти, я же предупреждал тебя, – сказал Пирс. – Никакого насилия в присутствии федерального маршала. Еще раз дернешься – и останешься у меня гостить на ночь. Впрочем, теперь это не важно. Боюсь, ничего поделать ты больше не сможешь.

Рыжебородый предпринял попытку принять вертикальное положение, и данное упражнение однозначно не доставило ему удовольствия. Когда же он наконец заговорил, голос у него был как у лягушки-быка с ларингитом:

– Какого черта ты несешь?! Что значит – ничего не смогу поделать?

– Отныне это федеральное дело.

Пирс извлек из конверта объявления о розыске, торопливо перебрал бумажки и отобрал одну, спрятав остальные в конверт. Потом мельком взглянул на портрет на листовке и так же бегло осмотрел Дикина, после чего повернулся и поманил полковника Клермонта, который тут же присоединился к маршалу и О’Брайену. Пирс молча продемонстрировал ему бумагу. Фотография разыскиваемого преступника, немногим лучше дагеротипного отпечатка. Цвета сероватой сепии, несколько расплывчатое и замутненное, но, без сомнения, это было изображение человека, назвавшегося Джоном Дикином.

– Что ж, полковник, – произнес маршал, – полагаю, уж это-то дает мне право на билет на ваш поезд.

Клермонт взглянул на него, однако ничего не ответил. Его лицо равным образом не отражало никаких эмоций, разве что вежливое ожидание.

Маршал зачитал текст объявления:

– «Разыскивается за карточные долги, кражу, поджог и убийство…»

– Похвальное чувство приоритетности, – буркнул О’Брайен.

– «Джон Хьюстон, он же Джон Мюррей, он же Джон Дикин, он же…» хм… да и хватит, тут еще целая уйма имен. «В прошлом преподаватель медицины в Университете Невады».

– Университет? – В кои-то веки в голосе и на лице Клермонта проявилось нечто сродни удивлению. – В этих богом забытых горах?

– Прогресс не стоит на месте, полковник. Открылся в Элко. В этом году. – Маршал вернулся к объявлению о розыске. – «Уволен за карточные долги и незаконную игорную деятельность. Выявленная впоследствии растрата денежных средств университета отнесена на счет разыскиваемого лица. Был выслежен в Лейкс-Кроссинге и блокирован в скобяной лавке. При побеге облил лавку керосином и поджег ее. Последовавший пожар вышел из-под контроля, в результате чего был уничтожен центр Лейкс-Кроссинга, семь человек погибли».

Сообщение вызвало у присутствующих богатую гамму эмоций: от недоверия до ужаса, от гнева до отвращения. Лишь Пирс, О’Брайен и, как ни странно, сам Дикин никак не отреагировали.