Книга Красные скалы английской Ривьеры, страница 40 – Хельга Мидлтон

Она не ответила, покорно пошла с ним рядом.

– Хотел тебя спросить. Ты с Дэнни рассталась?

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

– Почему тогда он не приехал? Ведь его тоже приглашали.

– У него, как и у меня, много работы над дипломом – это во-первых, а во-вторых, я просила его не приезжать.

– Почему?

– Не знаю. Наверное, если бы он приехал, мне пришлось все время быть с ним. На людях. Танцевать и веселиться, а мне…

– …тебе не весело, – закончил за нее Генри. – Мне очень жаль, что ты так и не научилась веселиться.

– Что теперь об этом говорить, – тихо откликнулась Эйлин.

– Иногда, когда думаю о тебе, мне кажется, что мы все: я имею в виду Дороти, Мартина и себя, – мы все делали и делаем все что возможно, чтобы скрасить то, чему ты оказалась свидетельницей. Но порой мне кажется, что это напрасно. Твое всегда сумрачное состояние – это не результат трагедии, а, как и у твоей матери, – причина. Твоя мать была такая же. Редко смеялась. Всегда и во всем видела двойной смысл, второе дно. С ней было очень трудно… В первую очередь ей было трудно самой с собой.

– Пап, не надо. Мне еще тогда психолог объяснил, что у мамы было тяжелое душевное расстройство. Природой его не были ни внешние обстоятельства, ни ты или я, но что-то сидело внутри нее. Ты боишься, что ген проснется и во мне?

– И да, и нет. У нее была «больная совесть». Ей было стыдно за всех. За то, что она живет в достатке, за красивые платья, которые я ей покупал. Она раздавала деньги попрошайкам, не глядя на достоинство купюр. Люди смеялись над ней и пользовались ее щедростью. В тебе этого нет… – Он не успел договорить.

Она закончила за него:

– Во мне, слава богу, этого нет. Я примитивная интровертка, только и всего. Мне интересно копаться не только в себе, но и в других людях. Поэтому я и выбрала профессию адвоката. Мне очень, просто очень интересно знать, что движет людьми до такого уровня, что они готовы совершать преступления. И даже совершают их… иногда.

Она решила, что разговор закончен, и приготовилась встать из-за стола, но отец снова положил свою большую, гладкую, с длинными пальцами и ухоженными ногтями ладонь поверх ее руки.

– Эйлин, ты знаешь, я – деловой человек. Безотносительных вопросов не задаю. Дело в том, что теперь, когда ты уже почти – я подчеркиваю – почти на пороге самостоятельной карьеры, и Мартин тоже больше не нуждается в нас – у него теперь своя семья, я хотел бы уйти на покой.

– Пап! – воскликнула Эйлин. – Ты и покой – вещи несовместимые.

– Я не имею в виду неподвижное сидение в кресле и смотрение телевизора, но есть вещи, которые я никогда в жизни не делал и очень хочу.

– Например?

– Дайвинг… или гольф… уроки музыки. – Он посмотрел на свою руку, которая все еще лежала поверх руки Эйлин. – Твоя бабушка говорила, что у меня музыкальные пальцы. Но как ты понимаешь, хобби – дело вторичное. Главная причина – это то, что у меня обнаружился диабет.

– Как? Когда? Почему ты мне ничего не говорил?

– Ну, как-то к слову не пришлось. Не люблю говорить о здоровье – эти разговоры пахнут старостью. И потом, диабет в наше время не приговор. С ним живут миллионы людей. Просто надо сбалансировать внешний мир с внутренним.

– И поэтому ты решил уйти на пенсию?

– Врачи рекомендуют сменить климат. В прошлом году мы с мамой…