Книга Прятки, страница 101 – Диксон Уиллоу

— Да, ты так говоришь сейчас, но я сильно сомневаюсь, что это будет правдой, если я тебе это расскажу.

— Ты так думаешь, но помнишь, как я сказал тебе, что я злодей между нами?

Он кивает, на его лице отражается любопытство.

— Это потому, что я такой. Я не способен судить тебя, поэтому, если ты расскажешь мне, что тебя пугает, я выслушаю и помогу, если ты захочешь, но я не буду судить.

— Как это возможно? — Он наклоняет голову в сторону. — Как ты можешь быть не способен судить меня?

Я откидываюсь на спинку кресла. Я не должен ему этого говорить, и я пересекаю черту, за которую не смогу вернуться, если сделаю это, но этого все равно недостаточно, чтобы остановить меня.

— Потому что я так устроен.

Он хмурится и наклоняет голову набок.

— Что?

— Ты слышал о антисоциальном расстройстве личности?

Он медленно кивает, затем его глаза расширяются, и он, кажется, начинает понимать.

— Ты понимаешь, как это работает?

Он снова кивает, но за первоначальным удивлением у него проглядывает что-то, подозрительно похожее на интерес.

— Я не эксперт, но я уверен, что знаю основы.

Он поднимает руку, но быстро опускает ее.

— Давай, — говорю я ему. — Посмотри в интернете.

— Откуда ты знал, что я собирался это сделать? — Он достает телефон из кармана и разблокирует его.

— По твоей руке, — говорю я ему. — Ты потянулся за телефоном и остановился.

— Ты это заметил, да? — Он улыбается и смотрит на свой телефон, набирая что-то на экране.

— Я довольно наблюдательный.

Он фыркает от смеха.

— Сказал преследователь.

Я молчу, пока он сосредоточенно смотрит на экран, его глаза бегают по тексту.

Когда он поднимает глаза, его выражение лица любопытное, а не испуганное или настороженное, как я ожидал.

— Так тебе поставили этот диагноз, и это не одна из тех самодиагностик, которые люди ставят себе сами?

— Мне поставили диагноз, — говорю я ему. — Но его нет ни в одной из моих записей или медицинских карт.

— Я предполагаю, что это было сделано специально?

— Моя семья посчитала, что лучше не записывать это в документах.

— Это имеет смысл, — размышляет он. — Так тебя считают психопатом или социопатом?

— Психопатом, — отвечаю я. — Но я никогда не вписывался ни в одну из этих категорий.

— Правда? — Он снова смотрит на свой телефон. — Ты таким родился или это из-за травмы или чего-то подобного?

— Я родился таким. Мое детство было далеко не травматичным, что является одной из причин, по которой я не вписываюсь ни в одну из этих категорий. И я не единственный в семье, кто такой, так что, скорее всего, это у нас генетическое.

— Хм, — говорит он, задумчиво. — Если я спрошу, кто еще в твоей семье такой же, как ты, ты мне скажешь?

— Мой брат.

Он кладет телефон на кровать и откидывается на руки.

— Это интересно.

— Интересно? — Я не могу скрыть удивление в голосе. — Большинство людей на твоем месте бы запаниковали.

— Ты прав. — Он улыбается в камеру. — Но учитывая, что ты преследуешь меня, а я разговариваю с тобой через камеру, которую ты установил в моей комнате после того, как я видел, как ты с легкостью справилась с тремя бандитами, я не особо удивлен.

— Ты не боишься меня?

— Нет. — Он расставляет ноги и опускает их с кровати. — Раньше боялся, но теперь нет.

— Почему?

Одна вещь, которая всегда меня привлекала в Майлзе, — это его отсутствие страха по отношению ко мне или к тому, что я с ним сделал. Он всегда кажется более заинтересованным, чем напуганным, даже до того, как он узнал наверняка, что я за ним наблюдаю. И то, как он так легко принял то, что я ему только что сказал, доказывает, что он другой.