Книга Жестокие игры, страница 37 – Диксон Уиллоу

Громко вздохнув, я сползаю на подушку и прислоняюсь головой к спинке дивана, не видя ничего, кроме абсурдной лепнины, окружающей комнату. Мне нужно найти что-то, что поможет мне заснуть ночью, но все мои обычные методы за последние пять дней потерпели полную неудачу. Я едва ли сплю больше нескольких часов, и большую часть этого времени сон разбит на двадцатиминутные отрезки. Недостаток сна начинает меня изводить, и без нескольких дневных часов сна я бы ходил по комнате как зомби в лихорадочном сне. Давно уже не было так плохо, и чем дольше это продолжается, тем слабее становится моя связь с реальностью.

Нахождение в одиночестве в течение нескольких дней подряд тоже не помогает моему психическому состоянию, но находиться среди людей в таком состоянии для меня не вариант. Я слишком взрывной, и практически невозможно сдержать свой гнев, когда что-то его вызывает.

Даже Иден сейчас не застрахована от моих перепадов настроения. Я люблю ее как сестру, но ее благонамеренная суетливость и материнский инстинкт в конечном итоге вызовут у меня вспышку гнева, и я скажу вещи, которые никогда не смогу взять обратно.

Дверь в комнату распахивается, и то, что я даже не вздрогнул, когда ручка ударилась о стену, а просто перевел взгляд с потолка на Киллиана, свидетельствует о том, насколько я измотан нервно.

— Уходи.

— Нет, — говорю я, и мои губы шевелятся, прежде чем я сознательно принимаю решение ответить ему.

Он грозно смотрит на меня, все его тело напряжено, и указывает на дверь.

— Сейчас же.

— Нет, — спокойно говорю я.

Он глубоко вдыхает и задерживает дыхание, его грудь выпячивается, как у лягушки-быка, а щеки краснеют. Он выглядит смешно, и я хихикаю, прекрасно понимая, что это совершенно неправильно, но я слишком устал, чтобы сдержаться.

Он выдыхает воздух через сжатые губы, его грудь и тело сдуваются так, что мне вспоминается, как выпускают воздух из шарика, отпустив его горлышко.

Это зрелище заставляет меня снова хихикнуть, и я все еще ухмыляюсь, когда он с силой захлопывает дверь и топает к дивану.

— Ты думаешь, это смешно? — спрашивает он, нависая надо мной, как хищник, который только что загнал в угол свою следующую добычу.

— Немного смешно, — говорю я невинно.

— Уходи. Сейчас же.

— Нет. — Я демонстративно устраиваюсь на диване и принимаю более удобную позу. — Это и моя комната. Ты не можешь просто выгнать меня, потому что у тебя истерика.

— Истерика? — Его голос необычайно спокоен и ровен.

— Как еще можно назвать то, что ты ворвался в комнату и чуть не проломил дверь, так сильно ее распахнув?

В его темных глазах мелькает что-то, что я не могу понять, почти как искра или огонь, на мгновение зажегшийся за ними.

Мы смотрим друг на друга, и что-то похожее на тревогу, смешанную с возбуждением, щекочет мою грудь, пока мы теряемся в своего рода соревновании взглядов.

Глаза Киллиана имеют самый необычный оттенок коричневого, который я когда-либо видел. Они могут меняться от почти черного до почти янтарного, в зависимости от его настроения, а крошечные золотые вкрапления в них делают его взгляд столь же магнетическим, сколь и пугающим.

Мои глаза — странная смесь синего и серого, которая выглядит тусклой в любом случае, но это не мешает мне смотреть на него в ответ или приподнимать уголок рта, чтобы улыбнуться ему.