Книга Смерть в прямом эфире, страница 60 – Найо Марш

– Наконец-то, наконец-то! – повторяла дама. – Спустя столько лет!

Это была миссис Фортескью.

– Это действительно была ваша пятерка! – выпалила она. – Все произошло в Ашбертоне, когда я присматривала за сумками. Ваша, ваша!

Она повернулась к Гарольду.

– Это все вы виноваты! – заявила она, ко всеобщему изумлению. – И я, конечно, тоже. – Она вновь обратилась к Герси: – Я чудовищно любопытна. Это сильнее меня, я не могу с собой совладать. Я… не удержалась. Я заглянула в ваш паспорт, рассмотрела вещи. Моя собственная сумка стояла открытая у меня на коленях. И тут поезд дернулся, как при замыкании-размыкании, и обе сумки перевернулись. А в окно я увидела вас! – Запыхавшись, миссис Фортескью зачастила на вдохе: – Вы возвращались с чашками этого ужасного кофе! Я начала судорожно запихивать вещи обратно, и на полу осталась пятерка. Но у меня с собой тоже было пять фунтов, и я подумала, что деньги мои. В сумку убирать времени не было, вот я и сунула их в несессер. И только когда я платила за ланч в Оамару, я нашла собственную пятерку в кармашке сумки!

– Господи! – только и вымолвил Гарольд.

– Я не смогла заставить себя признаться. Я ждала, что вы оставите мне свою сумку, когда пойдете в туалет, и я подложу деньги обратно. Но вы не отлучались. А в Данидине я заглянула в несессер, а пятерки-то и нет. И я поняла, что вы знаете…

И она крикнула Гарольду:

– Наверняка вы оставили на комоде две пятерки!

– Да! – закричала и Герси. – Так и было, так и было! Там лежали две пятерки. Вторую ты выложил разменять!

– Так почему ты не сказала мне раньше? – загремел Гарольд.

– Забыла! Ты же сам знаешь, – добавила Герси с торжествующим блеском в глазах, – и всегда повторяешь: когда дело касается денег, твоя жена – глупая гусыня.

В свое последнее утро Кейли Бриджмен проснулся от запаха брезента и обещания знойного дня. Медососы^[9]роняли две свои пронзительные рассветные ноты в утреннюю прохладу. Плодоядный голубь кереру, хлопая крыльями, опустился на распорку палатки. Кейли вылез наружу. Буковый куст, проступивший из ночного мрака, был окутан туманом. Журчанье ближнего ручья и гул отдаленной Вайнуи, тяжело ворочавшей увесистые булыжники, заполняли паузы в птичьем пении. Сквозь густую листву Кейли разглядел на другом берегу два лендровера и четыре палатки: жены, пасынка, чучельника Дэвида Уингфилда – и Соломона Госса. Госса, с которым он окончательно раззнакомился.

Честно говоря, Кейли Бриджмен ни с кем из них не ладил, но его это не волновало. Свою супругу он давно списал в пустышки. У них не было ничего общего. Ее не интересовало птичье пение.

– Тин-дин, – выговаривали медососы.

Сегодня, если все сложится удачно, его коллекция магнитофонных записей пополнится голосом кукушечьей иглоногой совы, Ninox novaeseelandiae (она же руру, она же морпорк).

Кейли поглядел за овраг, туда, где на выступе скалы могучий черный бук тянулся к небу, заслоняя побледневшие звезды. Драгоценное оборудование было надежно спрятано в корнях этого исполина, и сейчас, минимум за два часа до того, как зашевелятся обитатели других палаток, пришла пора его устанавливать.

Кейли проскользнул между папоротниками, кустами и колючим подлеском к грубо сколоченному мосту над глубокой расселиной, по дну которой протекал ручей, присоединявший свой лепет к голосу Вайнуи. У реки его спутники запрудили ручей, чтобы образовался бассейн (Кейли и не подумал присоединиться к этой затее).