Книга Смерть в прямом эфире, страница 62 – Найо Марш

– Ну и отлично, – громко сказал пасынок Кейли Бриджмена.

– Не говори в таком тоне, Клайв, – машинально одернула его мать.

– Почему? – запальчиво поинтересовался юноша.

Соломон Госс произнес с неодобрительной гримасой:

– С-сегодня самый жаркий день за все время. Вот и пригодится наш бассейн!

– Я бы не ставил на то, что жара задержится, – возразил Уингфилд.

Соломон проткнул вилкой сосиску и задумчиво ее оглядел.

– А я н-надеюсь, что задержится, – сказал он.

Зной не ослабевал до конца дня. Даже в одиннадцать вечера, когда Сьюзен Бриджмен со своим любовником покинули тайное любовное гнездышко среди кустов и неслышно вернулись в спящий лагерь, было на редкость тепло. На прощанье она сказала:

– Он не даст мне развод. Даже если мы объявим с горы, он и бровью не поведет.

– Это уже не важно.

Маленькая сова руру настойчиво голосила из кроны высокого раскидистого бука:

– Мор-порк! Мор-порк!

Ближе к полуночи по кустам пронесся глубокий вздох. Обитатели палаток проснулись в своих спальных мешках от холодного дуновения. Вскоре перестук капель по брезенту превратился в настоящий потоп. Дэвид Уингфилд натянул резиновые сапоги и непромокаемый плащ, взял фонарик и обошел палатки, поправляя оттяжки и проверяя, не забились ли дренажные канавы: он был сознательный турист. Когда свет его фонарика прошелся по палатке Сьюзен, оттуда послышался ее голос:

– Это ты? Все в порядке?

– В полном, – отозвался Уингфилд. – Спи.

Соломон Госс высунул голову из-под отстегнутого клапана.

– Ну, теперь зарядит чертов дождь! – с тоской крикнул он и снова спрятался.

Клайв Грей проснулся последним. Ему часто снился повторявшийся кошмар о матери и отчиме. Сегодня сон был подробнее обычного… Клайв дернулся и проснулся. Во рту пересохло, а по коже, как он это называл, бегали мурашки. С полминуты он слушал журчанье воды, думая, что это продолжается сон, но затем узнал шум вздувшейся реки, настолько громкий, что Клайв не решился выглянуть из палатки.

К рассвету ливень прекратился. Вода капала с деревьев, тучи уходили на юг. Начался утренний птичий концерт. В начале десятого робко выглянуло солнце. Первым поднялся Дэвид Уингфилд. Расхаживая по лагерю в скрипучих резиновых сапогах, он развел костер. Вскоре к запаху древесного дымка прибавился аромат жареного бекона.

После завтрака все пошли взглянуть на дамбу. Рукотворный бассейн наполнился водой до самой кромки, но плотина держалась. Течением к ней прибило молодое дерево, вырванное с корнями. Дерево переворачивалось в потоке и словно жестикулировало. Ниже впадения ручья Вайнуи, напитавшаяся водой, грохотала в своем ущелье. Туристам приходилось кричать.

– Хорошо, – проорал Клайв, – что нам никуда не надо спешить! Сейчас бы не смогли. Мы отрезаны. Да? – крикнул он Уингфилду, указывая на воду.

Уингфилд безнадежно махнул рукой.

– Нереально.

– А это надолго? – спросила Сьюзен, вглядываясь в лицо Уингфилда. Тот пожал плечами и поднял сперва три, а потом пять пальцев. По губам Сьюзен можно было прочитать: «Боже мой!»

Соломон Госс потрепал ее по руке.

– Ничего, – прокричал он. – У нас м-много еды!

Сьюзен глядела на плотину, в которой застряло деревце. Ветки содрогались. Дерево перекатывалось и качалось в воде, выбрасывая в воздух руку, увлекая ее в воду и снова поднимая.

Это была человеческая рука с растопыренными пальцами. Окоченевшая, сведенная, она моталась из стороны в сторону, указывая на все и ни на что.