Книга Что дальше, миссис Норидж?, страница 68 – Елена Михалкова

Мой рассказ начинается с того дня, когда неулыбчивая костлявая дылда впервые переступила порог дома Пламеров. Помню, я сказал себе: добра от нее не жди.

Мне-то что – я всего лишь плотник. И всегда им был. Даст бог, и умру, сжимая в руке долото. Плотниками были и мой отец, и мой дед, и всегда мы жили бок о бок с Пламерами – так уж повелось. На моих глазах росли Юнис и Абрахам, дети старого Брока Пламера. На моих глазах Абрахам покинул отчий дом – вернее, Брок выставил старшего сына, надеясь, что вдали от родины тот поумнеет. Юнис вышла замуж за бывшего товарища своего брата, родила и овдовела. Я стоял у могилы ее мужа Чарльза, которого скосила лихорадка. Я бросал горсть земли в яму, куда опустили старого Брока. Я видел, как растет Чедвик Кинастоун Брок Пламер, сынишка Юнис. Для всех этот паренек за глаза был Рыжий. Шевелюра у него – чисто лисий хвост. Сам крепенький, конопатый, и на мордашке написано семейное упрямство Пламеров. Парень унаследовал его от деда. Папаша-то у него был хилый да мягкотелый. Они с Юнис подходили друг другу, как два ботинка из одной пары.

Однако ж у Юнис хватило решимости найти для сына гувернантку.

Первая продержалась месяц. Она носила с собой специальный хлыстик и лупила Рыжего по рукам, стоило парнишке чихнуть без предупреждения. Но он довел эту даму до белого каления. Она объявила, что не встречала таких тупых мальчишек, собрала вещички и была такова.

За ней появилась вторая, толстая, как епископ. Ни разу не слышал я, чтобы толстуха сказала: «Здравствуй, Хоган» или, например, «Прекрасный день сегодня, Хоган». Ну уж нет. Гувернантки до такого не снисходят. Она и с хозяйкой общалась через губу. Юнис в ответ только глупо улыбалась и просила быть помягче «с ее милым мальчиком». Ну, толстуха поняла это по-своему. Рыжий шлялся где вздумается – чисто бродячий пес, – пока та крутила шашни с нашим пастором. В конце концов мальчишка забрался на крышу соседского дома, грохнулся и сломал три ребра. На этом даже терпению безропотной Юнис пришел конец.

Пару месяцев Рыжий наслаждался свободой. Но к весне Юнис вновь взялась за дело. Помню, как она возвращается откуда-то очень довольная и говорит мне:

– Ну что же, Хоган, теперь Чедвик в надежных руках. Наконец-то я могу быть спокойна.

Если вы спросите моего мнения, я отвечу, что такие женщины, как Юнис, не бывают спокойны даже в гробу. Когда никто не видит, они и там суетятся: то юбку одернут, то воротничок расправят, и все тревожатся насчет того, хорошо ли выглядят. Чтобы Юнис обрела спокойствие, ее надо заморозить в ледяной глыбе, не меньше. Но вслух я только порадовался за юного Пламера.

А на следующее утро в Пламер-холле появилась она.

Двуколка подъехала к распахнутым воротам, однако внутри никого не было. Кучер вытащил саквояж, передал его слуге и уехал. Вскоре на аллее показалась высокая черная фигура, похожая на ворону. С чего этой дамочке вздумалось идти пешком, когда за ней прислали экипаж, – бог весть! Короткий кивок в мой адрес – и она скрылась в доме. Вспомнил я ее поджатые губы, ледяной взгляд, полоснувший меня, и подумал, что Юнис опять сглупила. Мало ей было двух злобных дур, так она наняла третью. И эта третья крыла первых двух, как бык – овцу. В ней чувствовался, поймите меня правильно, масштаб. Так иной раз смотришь на стул, вроде бы самый обычный стул, но по кой-каким деталям догадываешься, что сделан он не сегодня, а полсотни лет назад, и хотя вид у него неказистый, но он еще полсотни лет простоит, даже если каждый день на него будут плюхаться жирной задницей.