Книга Что дальше, миссис Норидж?, страница 89 – Елена Михалкова

– И все же миссис Олденбрук не запрещала миссис Гроу посещать свой дом, – заметила миссис Норидж.

Петула произнесла «кхе-кхе» таким многозначительным тоном, что это потребовало от Эммы ответной реплики.

– Судя по всему, миссис Бартон, человека осведомленнее вас мне не найти.

– Что верно, то верно, – согласилась Петула с довольным видом. – Но расскажу я вам не потому, что вы подкупили меня комплиментами, а потому что слышала о вас немало хорошего. Незадолго до смерти Патриция узнала об амазонке такое, что запретила Верити приводить Реджину к ней. Между прочим, это касалось вашего подопечного.

– Финли? – удивилась Эмма.

– Патриция прознала, что миссис Гроу подвергла сына серьезной опасности.

Петула вновь отпила чай с таким видом, словно объяснение было исчерпывающим. Гувернантка нахмурилась. Быть может, Реджина Гроу не часто награждала сына объятиями или нежным материнским поцелуем. Но она заботилась о нем. Когда в Индии Финли начал болеть, Реджина вернулась с ним в Англию, оставив мужа. Впрочем, нельзя исключать, что это было сделано по настоянию супруга.

Эмма строго следовала правилу не обсуждать своих нанимателей с посторонними людьми. Она оказалась в двусмысленном положении. Все взвесив, гувернантка решила, что поищет другой источник сведений.

– Кому, кроме Верити, была выгодна смерть миссис Олденбрук?

– Напрямую – никому, – отозвалась Петула. – Но вы же знаете этот городишко. Здесь не обязательно рассчитывать на наследство, чтобы подсыпать человеку в кофе щепотку-другую мышьяка.

Миссис Бартон произнесла это с невозмутимым видом, внутренне потешаясь над гувернанткой. Однако миссис Норидж не улыбнулась даже из вежливости. Слова об опасности не выходили у нее из головы.

* * *

Обыкновенно свой выходной – каждое третье воскресенье месяца – миссис Норидж проводила на Бэрри-роуд, где ее и застал Элиот Флетчер. Со временем (а также с ростом стоимости ее услуг) она пришла к решению всегда оставлять за собой собственный угол. Эмма без труда обживалась в чужих домах, однако продолжала платить владельцу дома на Бэрри-роуд за уютную комнату со спальней, из окна которой была видна река.

Но в это воскресенье гувернантка вернулась в поместье Гроу.

Мальчика Реджина увела в гости. Эмма отыскала горничную Реджины, Харлоу: та смешивала для хозяйки зубной порошок. Две унции угля, одна унция высушенной коры хинного дерева, две унции измельченного мела и пятнадцать капель лаванды. Когда миссис Норидж вошла, Харлоу с выражением страдания на лице растирала эту смесь, чтобы затем переложить в фарфоровую баночку.

Харлоу было около пятидесяти. Она с двенадцати лет работала на семейство Гроу. Человек, назвавший ее сообразительной, погрешил бы против истины. Но Харлоу была истово предана своим хозяевам. Она еще помнила старых Гроу, отца и мать ее ненаглядного Герберта. Ах, зачем мистер Герберт уехал в Индию! Как хорошо было бы ему в родном поместье!

После смерти старых Гроу ее обожание переключилось на Финли. Когда мальчик заболевал, Харлоу теряла покой. Она бродила по коридорам, как привидение, и стонала. Реджину она недолюбливала, и именно поэтому относилась к уходу за ее вещами с особой тщательностью.

– Я искала миссис Гроу, – сообщила гувернантка, не слишком искусно притворяясь: Харлоу никогда не умела отличать правду от лжи.