Книга Десять чайных чашек, или Убийство павлиньими перьями, страница 116 – Джон Диксон Карр

Так что даже на следующий день я все еще продвигался вслепую, пока не всплыл один неприятный факт. И вытащил его на свет именно ты, Мастерс, со всеми твоими леденящими душу разговорами об оружии в газовых трубах. Ты упомянул, что на ковре рядом с трупом Китинга было обнаружено – подумать только! – пятно от сгоревшего пороха. След сгоревшего пороха на ковре! Как он там появился? Откуда ему там взяться, если оба раза пистолет был направлен на Китинга? Я никак не мог взять это в толк. Сидел и думал, но безрезультатно…

Но вслед за этой первой ласточкой появилась и вторая: мы узнали от самого Гарднера (он был вынужден говорить правду о вещах, которые легко проверить) несколько фактов, касающихся старого «ремингтона», принадлежавшего еще Тому Шеннону. Его спусковой крючок реагировал на малейшее касание. По словам (весьма неосторожным) Гарднера, револьвер был моделью старого образца и в нем еще не использовались современные средства предосторожности, то есть он стрелял, «стоило косо на него посмотреть». Тогда мне пришло в голову, что можно сильно прожечь ковер, если уронить на него револьвер с взведенным курком, который выстрелит, ударившись о пол. Эти рассуждения никуда меня не привели: стреляли два раза, взводить курок второй раз пришлось бы намеренно, да и ковер был таким толстым, что револьвер просто не смог был отскочить на достаточную высоту.

Я так и оставался слеп, пока… В общем, джентльмены, в один момент мою слепоту как рукой сняло. Кое-что открыло мне глаза и заставило ахнуть, как я упоминал раньше.

Я расспрашивал Бартлетта о том, чем занимались Китинг с Гарднером в понедельник вечером, и Бартлетт ни с того ни с сего, совершенно намеренно выдал откровенную, вопиющую ложь.

Сначала я просто ничего не понял, потому что, заметьте, никогда не подозревал ни Гарднера, ни даже Бартлетта. История о запланированном розыгрыше на вечеринке с убийством, история о том, как Китинг до того распалился, что выстрелил холостым патроном, когда они с Гарднером репетировали этот розыгрыш, – все это звучало вполне достоверно. И скорее, чтобы уточнить детали, а не из-за возникших подозрений, Бартлетта спросили об этом выстреле. Ну-ка, прочти мне, что он ответил.

Под ироничным взглядом Г. М. Поллард открыл блокнот.

В. (Мастерс): Значит, вы утверждаете, что, когда рука мистера Китинга задела ножку напольной лампы, револьвер выстрелил и пыж от холостого патрона разбил стакан на подносе, который был у вас в руках?

О.: Да, пыж ударил в стакан, пролетев всего в дюйме от моей руки. Вот почему я уронил поднос.

В.: Как далеко от вас находился мистер Китинг?

О.: Примерно на таком же расстоянии, как я сейчас нахожусь от вас. (Шесть футов? Семь?)

Мастерс нахмурился:

– И что тут не так? В холостых патронах действительно есть пыжи. И они вылетают со страшной силой. Вполне хватит, чтобы расколотить стакан на подносе.

Г. М. злобно ухмыльнулся:

– Разумеется, сынок, разумеется. Но там есть не только это. В том-то и проблема. Мастерс, достаточно ли ты подвержен человеческим слабостям, чтобы наслаждаться любительскими постановками? Вот что я вам скажу: самая опасная вещь на свете, которую можно дать толпе актеров-любителей на маленькой сцене (а порой, и профессионалам на большой), – это пистолет, заряженный холостыми патронами. Когда они входят в раж, в них словно дьявол вселяется. Профессиональный актер, которому приходится стрелять на сцене, твердо придерживается правила: направлять пистолет надо или в пол, или в пустое пространство. Почему? Потому что в патроне есть не только пыж, но и изрядная порция крупнозернистого пороха. Одна из самых неприятных сцен, какие я наблюдал в миролюбивой английской компании, произошла, когда один мой племянник решил поставить у себя на Рождество гангстерскую мелодраму. Вау! Злодей пошел вразнос и наставил пистолет на героиню. Она испугалась, отвернулась от него, и этот болван спустил курок. На ней было вечернее платье с глубоким декольте. Причем, заметьте, она была в десяти футах от него, а то и дальше, но крупинки пороха так располосовали ей спину, что бедняжка неделю провела в постели.