Книга Десять чайных чашек, или Убийство павлиньими перьями, страница 71 – Джон Диксон Карр

– Значит, говорите, настроение у него было хорошее и он с нетерпением ожидал предстоящую игру? – продолжал Г. М. – Рассказ Дервента это полностью подтверждает. Если помните, Мастерс, Дервент встречался с Китингом во вторник утром, и, по его словам, тот был все еще чертовски увлечен этой идеей. Как пить дать, так оно и было! И смотрите, Мастерс, к чему это нас привело. Круг замкнулся, змея вцепилась в собственный хвост. Мы продираемся сквозь заросли всевозможных версий, и каждый раз возвращаемся к одному и тому же вопросу: почему Китинг не захотел появиться на вечеринке с убийством? – Г. М. втянул голову в воротник. – Мастерс, этот вопрос вырос до вселенских масштабов. Скоро он начнет преследовать меня в ночных кошмарах. Не было ни единой причины, по которой он не мог там присутствовать, и куча причин, включая тщеславие и энтузиазм, по которым он непременно должен был появиться. Однако в тот короткий промежуток времени, между утренним чаем с Дервентом и обеденной телефонной беседой с миссис Гэйл, его планы кардинально переменились. Вот что я вам скажу: нет никакого смысла выяснять, кто украл револьвер. Мы должны сместить фокус внимания. Нам нужен полный отчет обо всех его передвижениях, встречах и телефонных беседах (если таковые случились) во вторник. Нужно как можно подробнее расспросить камердинера, и разговор с ним больше откладывать нельзя. Кстати, кто-нибудь из вас, кроме мисс Гэйл и Дервента, общался с Китингом во вторник?

Возникла пауза.

– Нет, – ответил Гарднер, приглаживая клочковатые усы. – Я видел его в среду, вчера, за пару часов до убийства. Заходил к нему домой, но наверх не поднимался.

Филипп Китинг кивнул:

– То же самое могу сказать и я, сэр Генри. Я звонил ему из офиса один раз в среду утром и один раз – днем. Но во вторник мы с беднягой не общались вовсе.

– Кто-то еще желает высказаться? – поинтересовался Г. М., из-за тесного воротника с некоторым усилием поворачивая голову в направлении Соара.

– Что-то наводит меня на мысль, – заявил тот, – что все это дознание затеяно исключительно ради меня. – Он раздавил сигарету в пепельнице, сложил руки на груди, поглядывая на присутствующих с мрачноватым добродушием. – Поверьте, я не пытаюсь увильнуть от ответа. Мне просто интересно…

– Дело вот в чем, сынок. Расследуя убийство Китинга, мы обнаружили три существенные улики.

– Наподобие той улики, которую нужно было преднамеренно оставить в предстоящей игре в убийство?

– Вот именно. Ты ухватил самую суть. Тем более что ни одна из этих улик на первый взгляд не имела особого значения. Во-первых, это портсигар. Во-вторых, весьма загадочная шляпа. В-третьих – вот это. Подай-ка мне саквояж, Мастерс.

Мастерс пододвинул к Г. М. саквояж, тот осторожно вынул из него миланскую скатерть с узором из павлиньих перьев и аккуратно расстелил на коленях. Даже в полутемной комнате было видно, какой редкой красоты была эта вещь. Тяжелое тусклое золото, насквозь пропитанное готическим духом, казалось в чопорном Вестминстере отголоском какой-то древней варварской цивилизации.

– Как, наверное, теперь известно любой газете, – пророкотал Г. М., – чайные чашки стояли на ней. Вчера вечером я разговаривал с Дервентом, и он рассказал мне одну очень забавную историю. Он сообщил, что за день до смерти – вероятно, во вторник – Китинг приобрел у вас этот музейный экспонат на условиях строжайшей секретности. Дервент утверждает, что вы сами упомянули об этом в разговоре с ним во вторник вечером. Не думаю, что Джем Дервент стал бы беспардонно лгать – для этого он слишком умен. Но что-то в его истории показалось мне подозрительным. Можете ли вы что-нибудь сказать по этому поводу?