Книга Последнее дело Холмса, страница 32 – Артуро Перес-Реверте

– В самом деле, вы никого не запомнили? Это важно.

– Я же сказал, сэр.

– А супруги Клеммер? – предположил Фокса. – Может быть, доктор Карабин?

– Боюсь, что нет.

– Расскажите нам, пожалуйста, как бы вы охарактеризовали отношения этих женщин?

– Я бы назвал их превосходными. Отношения единомышленников, если здесь уместно употребить это слово. Быть может, мисс Эдит Мендер была непосредственней и веселей, чем ее более сдержанная спутница. С прислугой и со мной обе они были холодно-корректны.

– В английском стиле, – улыбнулся я.

– Именно так.

– Не припомните ли какой-нибудь подробности, которая могла бы нам пригодиться?

– Да вроде бы нет… За прошедшие дни все было именно так, как я сказал. – Он помолчал, вспоминая. – Разве что однажды…

Я взглянул на него со вновь пробужденным интересом:

– Да?

Он замялся:

– Едва ли это будет…

– Вы расскажите, а мы решим.

Он раздумывал еще мгновенье и наконец вымолвил:

– Ну, как вы знаете, вечером я играю на рояле в баре…

– И?

– Однажды, когда после ужина там собрались наши постояльцы – и вы в том числе, – одна из этих дам попросила меня сыграть некую определенную мелодию…

– А раньше никогда этого не было?

– В том-то и дело, что это произошло впервые. Потому я и запомнил. Я немного удивился тогда… Дама была оживлена, весела, улыбалась…

– Навеселе? – решил уточнить Фокса.

– Веселая, как я сказал.

– А которая из двух заказала вам?..

– Точно не помню, то ли одна, то ли другая. – Он склонил голову, припоминая. – Впрочем, кажется, это была мисс Эдит Мендер.

– И что же она попросила сыграть?

– «Очарование» Карлоса Риверы. Я сыграл. Дослушав до конца, обе поднялись и удалились.

– А кто, кроме них, был в баре?

– Доктор Карабин… И вот этот господин. – Он показал на Фокса. – Кажется, еще и супруги Клеммер… А еще вы, мадам Фарджалла и синьор Малерба.

Я откинулся в кресле и кивнул, подтверждая. Жерар вновь потеребил узел бабочки.

– Как раз тогда вы все и вышли из ресторана. «Очарование», как я сказал. Потом постепенно начали расходиться, и я перестал играть.

– Вы помните, в каком порядке мы выходили?

– Кажется… – начал вспоминать Жерар. – Кажется, сначала вы и чета Клеммеров, а потом доктор. Возможно, сеньор Фокса покинул салон после них, но раньше синьора Малербы и синьоры Фарджалла.

– Но вы сыграли эту мелодию дважды, – припомнил я.

– Нет, – вмешался, удивившись, Фокса. – Один раз.

– Мистер Бэзил прав, – поправил его Жерар. – Дважды. Синьора Фарджалла попросила исполнить на бис. Но к этому времени в салоне оставалась только она и синьор итальянец.

– Я слышал ее из своего номера. – Я взглянул на Фокса. – А вы нет? Ведь ваш номер напротив моего.

– Не помню. – Он закурил. – Скорее всего, я уже спал.

Ужин вышел печальный и проходил в молчании. Веспер Дандас оставалась в своем номере, куда время от времени к ней наведывалась мадам Ауслендер. «Спит», – докладывала она по возвращении, и все на этом. Обстановка в зале заметно изменилась, потому что у каждого было время поразмыслить. Мы сидели, уткнувшись в тарелки, боясь, что, если бросим взгляд на сотрапезников, это будет выглядеть беспардонно. Никто, разумеется, не переоделся к ужину, потому что это был не фильм Грегори Ла Кавы. Только Жерар блистал своим смокингом, Спирос – белой курткой, а Эвангелия – голубым форменным платьицем с передником. Все остальные предпочли вольный стиль, при галстуке был один я. К светскому общению мы были непригодны. Царило ощущение нереальности всего происходящего, витал дух взаимной подозрительности, так что неуместная шутка Малербы атмосферу не разрядила: