Книга Последнее дело Холмса, страница 39 – Артуро Перес-Реверте

Я тщательно осмотрел руки покойной и заметил, что два длинных ухоженных ногтя сломаны.

– «Всегда первым делом смотрите на руки, Ватсон», – напомнил я своему спутнику.

Тот вздохнул прерывисто – так, словно у него перехватило дыхание.

– «Затем – на манжеты, колени брюк и на ботинки»^[32], – процитировал он.

– Именно… У вас прекрасная память.

– И все же не такая, как у вас.

Я снова накрыл тело и показал на керосиновый фонарь:

– Зажгите, пожалуйста.

Чиркнула спичка, и слабый свет озарил павильон. Я обошел его весь и тщательно осмотрел. Туфли стояли на прежнем месте, а одежду доктор сложил на стул. Там же лежали и личные вещи – часы «Картье-Бэньуар» с узким циферблатом на кожаном ремешке, коралловые бусы и сережки.

– Вы бы, собираясь повеситься, надели дорогие часики, ожерелье и серьги? – прокомментировал я.

Фокса немного поразмыслил:

– Возможно, но маловероятно.

– Веревка между тем исчезла бесследно.

Я огляделся по сторонам, взглянул на потолочную балку, а потом обратил внимание на тиковую табуретку возле стола. Опустился на колени, чтобы рассмотреть вблизи, потом взял в руки и стал поворачивать под разными углами. Потом, не вставая, довольно долго изучал настил. Подняв голову, встретился глазами с Фокса, который смотрел на меня как зачарованный.

– О боже, – прошептал он. – Это вы.

Я счел нужным оставить это без комментариев.

– «Никогда не доверяйте общему впечатлению, – сказал я. – Приглядывайтесь к деталям».

Он вздрогнул:

– «Глория Скотт»?^[33]

На этот раз он произнес эти слова очень серьезно, глядя на меня, как Брюс Элфинстоун на экране. Мне захотелось снова назвать его Ватсоном, но я счел, что у тела Эдит Мендер это прозвучит неуместной шуткой.

– Мы должны определить метод, связь между событиями, – сказал я, вставая и отряхивая брюки. – Чем она очевидней, тем больше оснований для подозрений. Как правило, неупорядоченность встречается чаще, чем система.

Я подошел к стулу, стоявшему на прежнем месте. Он тоже был сделан из тика, а у него тяжелая древесина; и когда, толкая дверь, доктор Карабин и мадам Ауслендер сдвинули его вправо, на полу остались следы – четверти окружности – четырех ножек. Фокса оторопело наблюдал за мной:

– Что это нам дает? Доктор и хозяйка сообщили, что дверь была приперта стулом. Не отодвинув его, никто не мог выйти отсюда.

Я присел на корточки, изучая порог: он был примерно полметра шириной и по сравнению с полом павильона и песком снаружи удивлял чистотой.

– Похоже на то, – согласился я, выпрямляясь. – Если отбросить версию, что это сделала Эдит Мендер, остается только одно: стул поставил так кто-то другой. Согласно законам логики, другого объяснения быть не может.

– Но это невозможно!

– Значит, возможно, если случилось. Назовите это невероятным, назовите необъяснимым, но только не невозможным.

– О боже, – повторил он.

– Имейте в виду, главная особенность Шерлока Холмса – не его способ борьбы с преступником, а его стиль мышления. А потому попытаемся мыслить так, как это сделал бы он.

Я снова направил луч фонарика к потолочной балке и разглядывал ее, меж тем как Фокса не сводил с меня глаз. Думаю, что этот странный свет заострил мой длинный нос, резче очертил худое лицо, углубил на нем тени. Самый лучший студийный осветитель не добился бы такого эффекта.