Книга Последнее дело Холмса, страница 40 – Артуро Перес-Реверте

– Что скажете? – неожиданно потеряв терпение, вопросил Фокса.

Свободной рукой я дотронулся до подбородка и ничего не ответил. Поглядел на стул, на табурет, на одежду, на туфли, стоявшие возле двери.

– Поищем нож.

– Какой?

– Пока не знаю. Кухонный или складной… Будем искать.

Фокса, похоже, удивился, но спорить не стал. Искали мы довольно долго – и безрезультатно. Я вышел наружу и обошел павильон кругом, освещая песок. Потом остановился в дверях, глядя в темноту моря.

– А должен быть нож? – спросил Фокса, став рядом.

– Может быть.

– А почему же мы его не нашли?

Я не удержался от того, чтобы дать ответ в духе и стиле Холмса:

– Потому что кто-то знал, что мы будем его искать.

Фокса глядел на меня восхищенно.

– Маэстро… – сказал он.

Я не ответил. В нескольких шагах от павильона, где холм уже не защищал от шторма, ветер дул во всю мочь. Слышались тяжкие удары волн, а в лунном свете видны были маленькие песчаные смерчи.

– У вас есть сигареты? – спросил я, гася фонарь.

– Да, конечно.

– Те сигары, что были при мне, я выкурил, а остальные в номере. Угостите, пожалуйста.

– Только я курю испанский табак, вы же знаете.

– Это не важно.

Он вытащил пачку «Дукадос». Наклонился, дал мне прикурить, пряча огонек в ладонях. Сигареты были хоть и с фильтром, но набиты таким же черным крепким табаком, как тот, который Ватсон покупал у Брэдли для своего друга Холмса.

Я посмотрел по сторонам, вспомнив слова, однажды сказанные мне Чарли Чаплином: «Когда включается камера и начинается съемка, надеешься, что возьмешь верный тон, хоть и не знаешь пока, сфальшивишь или нет. И скорее всего, не найдешь его, пока не будут отсняты три или четыре эпизода».

– Обратите внимание, – сказал я спокойно, – с каким дьявольским хитроумием было обдумано и совершено это преступление.

Фокса, все еще держа в руках спички, оцепенел.

– Да это просто «Собака Баскервилей», – наконец вымолвил он.

– Нет. Это «Убийство Эдит Мендер», – сказал я без тени юмора, но с коротким сухим смешком сквозь зубы. – Наше новое дело.

Он не шевелился и не сводил с меня глаз. Я, по мере сил уподобившись Холмсу, уткнул подбородок в грудь.

– Идеальным преступлением следует считать лишь такое, где ни виновный, ни непричастный не вызывают подозрений. Такое, которое никто и не сочтет преступлением.

Фокса внимал мне не без испуга:

– И что же? Что вы думаете о нашем деле?

– Думаю, что здесь перед нами – не идеальное преступление.

– То есть версию самоубийства вы отбрасываете?

– Ничего я пока не отбрасываю. Но считаю его маловероятным.

Он наконец вышел из своего столбняка. И оперся о дверь, словно боясь упасть.

– Вы уверены, Бэзил?

– Вполне. Вспомните слова Холмса в «Домашнем пациенте»: «Это не самоубийство. Это хорошо спланированное, хладнокровное убийство»^[34].

– И как же вы догадались?..

– Ни в одном из своих фильмов я ничего не отгадывал, как и наш с вами сыщик в романах, – сказал я приличествующим случаю тоном. – Беспочвенные догадки – это порочный метод, разрушающий всю логику.

– А что же говорит логика?

– А логика говорит, что если вы перестанете воспринимать меня как ходячий миф и сосредоточитесь на том, чтобы думать своей головой, то сумеете сделать верные выводы не хуже, чем я. Вы видели порванную веревку?

– Видел. Но видел и то, что вы рассматривали ее с необыкновенным вниманием.