Книга Последнее дело Холмса, страница 46 – Артуро Перес-Реверте

Он вдруг запнулся и замолчал, словно спохватившись.

– Продолжайте, – попросил я.

– Возможно, в тот вечер выпила несколько больше, чем обычно. В нашем разговоре я, кажется, употребил слово «оживленная».

– И поступили благоразумно, мне кажется.

– Да… Может быть, даже слишком.

– Она была пьяна?

– Нет, это слово тут тоже не подходит.

– Слегка навеселе?

– Да, это ближе.

Я допил свой тоник.

– А что вы мне можете рассказать о Рахиль Ауслендер?

– Я служу у нее. И рассказать мне вам нечего.

– Верно ли, что она выжила в Освенциме?

Убирая мой стакан со стойки, он молчал, и молчание его было долгим. Но вот наконец поднял на меня глаза:

– Вот что, мистер Бэзил. – Он смотрел пристально, не моргая. – Вы нравитесь мне, я видел несколько ваших фильмов и понимаю, с какой именно просьбой обратились к вам. Но мадам Ауслендер – моя хозяйка. Если хотите что-нибудь узнать о ней, спросите ее самое.

– Вы правы, – кивнул я. – Простите.

Стенные часы пробили полночь. Жерар взглянул на свои.

– Не угодно ли еще тоника?.. Мне надо выключить генератор.

– Нет, спасибо. – Я изобразил печальную улыбку. – На сегодня достаточно.

Я пересек холл, направляясь к лифтам и к своему номеру. В эту минуту из кабинета появилась хозяйка. И двинулась ко мне.

– Есть новости? – спросила она.

– Мало, – ответил я флегматично.

Она кивнула с таким видом, словно другого и не ждала. Взглянула на фонарь, который я все еще держал в руке. Потом на левую лестницу, ведшую в номер Веспер Дандас.

– Вы были любезны с ней. Даже деликатны… Спасибо вам за это.

Я вздернул брови, как бы удивляясь незаслуженной похвале.

– На самом деле нет. Этого было мало. Но всему есть границы.

– Хорошо бы вам их не переходить, – вздохнула хозяйка. – Надеюсь, вы знаете, где следует остановиться. Понимаете? И не воспримете все это чересчур серьезно.

– О, клянусь Юпитером, никогда!

Она оглядела меня оценивающе и слегка скептически. Да, когда-то эта женщина была очень хороша собой. И сейчас сохраняла привлекательность. Я попытался представить, какова была она, попав в Освенцим, и в каком состоянии вышла оттуда. И спросил себя, сумел ли бы там выжить сам. По опыту моего общения с людьми из Голливуда – а достоинство и доблесть не очень им присущи, – к выжившим я всегда относился не без опаски. Неким образом я понимал, что смерть Эдит Мендер не стала для мадам Ауслендер потрясением и заботила ее лишь тем, в какой степени может сказаться на репутации ее отеля. Эти черные непроницаемые глаза видели мученическую смерть тысяч людей. Еще один труп не мог ее ужаснуть.

В этот минуту погас свет: Жерар выключил генератор. Я зажег фонарь, а хозяйка, взяв спички, – две керосиновые лампы в холле.

– Я видела многие ваши картины, – сказала она.

Я погасил фонарь.

– Спасибо… Надеюсь, вам понравилось.

– Вы великий актер. И лучший Шерлок Холмс всех времен.

Она изо всех сил старалась быть любезной. Я улыбнулся:

– Но это не превращает меня в лучшего сыщика.

Она кивнула медленно и раздумчиво:

– Нет, конечно. В этой затее есть нечто искусственное. Но вот что забавно: все мы – и я тоже – поддались на этот почти ребяческий обман.

Я взглянул на нее с неподдельным удивлением:

– И вы тоже?

– Да, и я. То, что я помалкиваю, еще не значит, что меня не интересует происходящее.

– Одни относятся к этому серьезней, чем другие.