Книга Последнее дело Холмса, страница 56 – Артуро Перес-Реверте

– Да, – заключил я, – это неожиданный оборот дела. Оно движется теперь в непредсказуемом и неведомом направлении. И если мы в самом деле столкнулись с преступлением…

– А это, мне кажется, именно оно и есть, – объективно заметил Фокса.

– А если это оно, с чем я согласен, спрашивается, каков же должен быть преступник, чтобы провоцировать нас таким образом?

– Понятия не имею.

Я молчал, окутавшись дымом, словно сидел в квартире на Бейкер-стрит, одной рукой обхватив локоть другой, а ладонью подперев подбородок. Я был уверен, что если мой собеседник снова откроет книгу и поищет среди иллюстраций, то без труда найдет изображение Шерлока Холмса в такой позе.

– Сегодня днем, – промолвил я наконец, – мы с вами говорили об игре, помните?

– Помню, разумеется.

– И мадам Ауслендер высказалась по этому поводу.

– Подумать только, какое совпадение.

– Однако, сдается мне, совпали не три мнения, а четыре. Ваше, мое, хозяйки отеля и безвестного игрока, сведущего в античной драматургии.

Я увидел, как Фокса подскочил. Я не преувеличиваю – он в самом деле чуть не вывалился из кресла. И уставился на нож, как на змею, готовую ужалить.

– Мориарти? Человек, виновный в половине преступлений, совершенных в мире?

– Клянусь Юпитером… – Я раздавил в пепельнице окурок сигары, словно мне вдруг расхотелось курить. – Не говорите так.

На следующий день по обоюдному согласию мы отправились завтракать очень рано, хотя я поднялся едва ли не на заре. Сонный и вялый Фокса – он, как и я, спал лишь несколько часов – спустился в ресторан, когда прочие постояльцы еще даже не встали. Когда мы вошли, яркие горизонтальные лучи солнца только начали освещать застекленную дверь в сад.

– Много думал, – сообщил я.

Это была чистая правда. Я повалился на кровать, чувствуя, что сна, как говорится, ни в одном глазу, и воображая, что за окном в сыром и мутном тумане – осенний вечер, что на душе смутно, на столе шприц с дозой кокаина, а тянущиеся вдоль Стрэнда фонари в мутно-желтых ореолах превращают прохожих в призраков: вступая в узкие полосы света, они на миг становятся похожи на живых людей и вновь исчезают в полумраке.

– Я тоже, – сказал Фокса.

Я пропустил его вперед, и к нашему столу он прошел первым.

– Вот что я вам скажу. Если глазами Шерлока Холмса смотреть на жизнь и на смерть, они становятся…

Я замялся, подыскивая верное слово.

– Иными? – подсказал Фокса.

– Стимулирующими. И даже, я бы сказал, питательными.

– Вы правы.

Тут мы умолкли и, усевшись напротив друг друга, взялись за яичницу с беконом, апельсиновый сок и за содержимое дымящегося кофейника, поданного нам Спиросом. На мне был поношенный твидовый пиджак, полотняные брюки, тот же, что и накануне, галстук в крапинку и единственная свежая сорочка, потому что другую, прихваченную с яхты, сейчас стирала Эвангелия. Пахло от меня лосьоном после бритья, а следы бессонной ночи – морщины на высоком лбу, который до сих пор кое-кем считается признаком высокого интеллекта, и вокруг глаз – делали тщательно выбритое лицо еще печальнее.

– Будьте так добры, – попросил я, – передайте мне сахарницу.

– Пожалуйста.

– Благодарю вас.

Словно выполняя безмолвный договор, мы не упоминали минувшие ночь и день, равно как и записку, которую я показал Фокса. И избегали смотреть друг другу в глаза, пока я не закурил сигару, а он – сигарету. Только тогда, откинувшись на спинку, я окинул его задумчиво-пристальным, но беглым взглядом. Потом показал на сад: