Книга Последнее дело Холмса, страница 59 – Артуро Перес-Реверте

– Вроде бы нет.

Фокса ответил, отведя глаза, – ну, или мне так показалось. Чтобы убедиться, что все учтено, я еще раз неторопливо поразмыслил. И продолжал:

– Тем не менее прийти к какому-либо выводу труда не составит. «Поступки отдельного человека предугадать нельзя, однако поведение коллектива легко спрогнозировать». И на этом острове мы представляем такой коллектив.

Фокса улыбнулся едва ли не через силу:

– Это «Знак четырех».

Я ничего не ответил и продолжал курить. Фокса качнул головой.

– Не понимаю… – произнес он вслед за тем. – Не понимаю, Бэзил, как же это так вышло, что вы практически покончили с кинематографом… Вы – человек… Не знаю, как сказать… Без сомнения, совершенно особенный.

Я вскинул руку с элегантным пренебрежением. Это кинематограф, повторил я, покончил со мной. Это сам Шерлок Холмс покончил с Хопалонгом Бэзилом, как с настоящим Мориарти.

– Не считая немногих – Кэри Гранта, Купера, Нивена или Джимми Стюарта, – всю нашу старую гвардию после войны послали подальше. Наше место заняли Дугласы, Лемоны, Хестоны и Митчемы, и к тому же в моду вошли сомнительного вида юнцы, неопрятные, с плохой дикцией и тягой к наркотикам, – Брандо и ему подобные. Или Джеймс Дин. Или Монти Клифт с безумным взглядом… Впрочем, это большой актер… Знаете, что сказал мне Берт Ланкастер в Каннах, после того как они сыграли вместе в «Отныне и во веки веков»?

– Откуда же мне знать? Расскажите.

– Что в начале съемок с ним у него дрожали коленки. Это у Ланкастера-то! «Этот малец, этот щенок, – сказал он, – съел меня и косточки разгрыз…»

Фокса проявил интерес:

– Ходят слухи, что Берт Ланкастер гомосексуал? Это правда?

Минуту я молча смотрел на него.

– Как говорил Дино Мартин: «Да кто ж после четвертого стакана не окажет любезность другу?»

Фокса непринужденно рассмеялся и налил себе еще кофе.

– Вы собираетесь в Канны?

– Нет, больше никогда там не бываю. Да и зачем?.. Но года два назад был приглашен на ужин с Бертом, Авой Гарднер, Ивом Монтаном и еще кем-то, благо живу поблизости.

– Неужели за последнее время вам не предлагали каких-нибудь значительных ролей?

– Только Негулеску хотел дать мне роль в «Мальчике на дельфине», где должны были сниматься эта итальянская красотка, бог знает кем себя возомнившая… София Лорен и бедняга Алан Лэдд, который, несмотря на успех в «Шейне», тоже едет с ярмарки. Но не сложилось, и мою роль отдали Клифтону Уэббу^[53].

Я замолчал, на несколько мгновений погрузившись в воспоминания. Перебирая ворох упущенных возможностей. Потом упер палец в столешницу и вернулся к действительности.

– Перенесемся на Утакос, если не возражаете.

– Да-да, разумеется. Простите.

– Кем бы ни был этот предполагаемый или реальный преступник, мы больше не должны блуждать в потемках. Он предлагает нам сделать ход… – Меня вдруг осенило. – И наверняка… А, кстати! Вы играете в шахматы?

– Нет… вернее, играю, но очень скверно. Но видел, как доктор Карабин играл с Гансом Клеммером.

– Вот как? – На лице у меня заиграла довольная улыбка охотника, напавшего на след. – И хорошо играли?

– Неплохо, насколько я могу судить. – Он немного подумал. – Однако шахматы, знаете, чересчур отдают беллетристикой. Игрок-психопат и прочая… Я сам использовал этот мотив в четырех или пяти романах. Слишком просто.

– Ну а моя роль во всем этом – разве не из романа?