Книга Хозяйка медовых угодий, страница 71 – Ри Даль

Лицо открылось — молодое, с рыжей бородкой, знакомое.

Рик, сын кузнеца, парень лет двадцати. Всего пару недель назад он был одним из тех, кто помогал копать оросительные каналы...

— Рик? Ты? — ахнул Брад, отступая.

Крестьяне замерли, факелы осветили его лицо — виноватое, но упрямое.

— Старейшина… — пробормотал Рик, отводя глаза. — Ничего личного… Просто… работа.

Брад схватил его за грудки, тряхнул, что есть сил.

— Работа? Жечь пасеку, хватать беззащитную женщину? Что за работа такая?! Что на тебя нашло, парень? Твой отец вкалывал честно всю жизнь, а ты — в разбойники решил податься?!

Рик вырвался, его лицо исказилось злостью.

— Вот именно, что вкалывал! — закричал он разъярённо. — Отец горбатился в кузне, кашлял сажей, а что в итоге получил? Нищету! А за эту девку, — он ткнул пальцем в меня, — Хильда обещала кучу денег. Большие деньжищи! Мне надоело горбатиться, как отец. Хочу жить, а не выживать. Вот и решил — быстро заработать, и всё!

Крестьяне зароптали:

— Предатель!

— Тьфу на тебя!

— Сын кузнеца — и такое?!

Однако их возмущение ничем не помешало. Бандиты уже тащили меня дальше. Эсмира попыталась заступиться.

— Отпустите её! — она ринулась вперёд. Её слова попросту проигнорировали. Гады, тащившие меня, просто отпихнули пожилую женщину плечом.

Кто-то бросил камень в них, попав в плечо одному, и стычка вспыхнула: Брад ударил Рика вилами по ноге, тот завыл, но другие бандиты оттеснили толпу, размахивая дубинами.

— Уходим! — заорал Рик, хромая.

Меня закинули на лошадь, как мешок, и галопом унесли в ночь. Последнее, что я увидела — Лину в объятиях Эсмиры, её слёзы блестели в свете факелов.

— Мариса! Мариса! — кричала она, но голос уже затихал вдали.

Дорога к имению барона была кошмаром: тряска на лошади, верёвки врезались в кожу, рот болел от кляпа. Бандиты ехали молча, только Рик ругался, сетуя на повреждённую ногу.

— Старик меня подрезал, сволочь, — шипел он.

Ночь казалась вечной, но наконец показались огни имения — тёмный силуэт замка, с башнями, впившимися в небо, как когти.

Меня скинули с лошади во дворе, где ждали стражники барона — грубые, в кожаных доспехах.

— Хорошая работа, — буркнул один, отсчитывая монеты Рику.

Тот схватил кошель и, хромая, ушёл, даже ни разу не глянул в мою сторону. А меня потащили дальше в подвал — тюрьму, сырую и холодную, с запахом плесени и страха. Цепи лязгнули, кляп вынули, но руки оставили связанными. Дверь захлопнулась, и я осталась в темноте, слёзы текли по лицу.

— Как же так?.. Лина… Всё пропало… — шептала я, сворачиваясь на соломе и до сих пор не веря, что всё это случилось на самом деле.

Тут дверь скрипнула снова, и вошла она — Хильда. Её лицо, сморщенное, как сушёное яблоко, осветилось факелом, глаза блестели злобой. Она стояла надо мной, уперев руки в бока, и её голос походил шипение змеи.

— Ну вот и свиделись, беглянка, — прошипела она, пнув меня ногой в бок. Боль прострелила, но я стиснула зубы. — Думала, удрала? Пасеку завела, цветочки растишь? Горят твои цветочки, пчёлы сдохли, а девчонка… о, мы и её найдём. Барон велел — вернуть обеих.

Я подняла голову, глядя на неё с ненавистью.

— Ты… подослала их. Зачем? Что мы тебе сделали?

Она захохотала, звук эхом отразился от стен.

— Сделали? Ты украла Лину, унизила меня перед бароном! Я — экономка, а ты — грязная батрачка — осмелилась бежать? Теперь сгниёшь здесь. Барон продаст тебя в шахты, или того хуже — куда-нибудь в бордель соседнего герцогства. А Лина… о, она вернётся в сарай, будет драить полы, пока не сломается, как её мать. Я о ней лично позабочусь. Будь покойна! Она отработает каждую секунду своего побега.