Онлайн книга «Сон на яву»
|
Эмили колебалась, застыв на пороге гостиной, откуда доносились приглушённые, но пронзительные голоса. Её сердце тяжело стучало в груди, каждый удар отдавался глухим эхом в висках, заглушая здравый смысл и нарастая до оглушительной барабанной дроби. Атмосфера внизу, казалось, сгустилась в тяжёлую, плотную массу, настолько наэлектризованную, что воздух вокруг вибрировал, предвещая бурю, и пахло грозой. Она не хотела — о, как же сильно она этого не хотела! — оставлять Эрнесто наедине с мачехой Антониетой. Присутствие этой женщины в доме, словно невидимый яд, всегда вызывало нездоровое, мерзкое, липкое напряжение, из-за которого все чувствовали себя загнанными в ловушку. Эмили боялась, что Эрнесто не выдержит, что накопившаяся за годы унижений и несправедливости ярость наконец вырвется наружу, подобно смертоносному вулкану, и он набросится на Антониету с кулаками, забыв обо всём, о последствиях, о том, что их хрупкий мир рухнет окончательно. Однако у неё не было выбора. Приказ отца, Романа, прозвучал как приговор, не терпящий возражений. Он прислал за ней, и неповиновение могло только усугубить и без того шаткое положение их семьи, разрушить последние крупицы стабильности. Тяжёлое чувство безысходности и предчувствие катастрофы сдавили грудь Эмили. 56 Девушка неохотно, медленно, словно каждый мускул её тела противился этому, стала подниматься по старой скрипучей лестнице. Каждый её шаг отдавался эхом в наступившей внизу тишине, словно отмеряя последние трагические мгновения мира и покоя. Она не сводила взгляда с непримиримых врагов, чьи фигуры, освещённые холодным призрачным светом, проникавшим сквозь узкое окно, казались высеченными из тени и гнева — монолитные, застывшие в ненависти, готовые в любой момент взорваться. — От тебя так и прет злобой, дорогая мачеха, — произнёс Эрнесто, широко расставив ноги, словно готовясь к схватке. Уголок его губ изогнулся в презрительной усмешке, а слова он произносил медленно, почти с театральной насмешкой, словно наслаждаясь каждой буквой. Его голос был низким и опасным, как рычание хищника, притаившегося в ожидании броска, и разрезал наэлектризованную тишину. — Неужели ты завидуешь молодости и невинности Эмили? Или, может быть, ты боишься, что её красота привлечёт моего отца? Настолько сильно, что он окончательно забудет о тебе и о той власти, которую ты над ним имеешь? Антониета, которую Эрнесто задел за живое, напряглась, и к горлу подкатила желчь. Она лишь злобно прищурилась, и её глаза превратились в щёлочки. Её губы изогнулись в тонкой, змеиной, ядовитой улыбке, предвкушающей триумф. — Да известно ли тебе, дерзкий полукровка, — выплюнула она, вложив в каждое слово максимум презрения, — что твой отец души во мне не чает? Ради меня Роман готов на всё! Он мой, как марионетка на ниточках! — Её голос звенел от торжества, граничащего с безумием, а глаза горели лихорадочным, хищным блеском. — Я могу заставить его делать всё, что захочу! — Чтобы придать своим словам ещё больше убедительности и насладиться его мучениями, Антониета сделала долгую театральную паузу, вглядываясь в искажённое от гнева лицо Эрнесто. Затем, наклонившись к нему ещё ближе, так что её дыхание обожгло его щёку, словно она делилась с ним самой сокровенной, отвратительной тайной, она добавила с издевательской, шипящей улыбкой: — Даже подарить мне «Солнечные поляны»… |