Книга Сердце вне игры, страница 168 – Нира Страусс

Бабушка глубоко прерывисто вдыхает.

– Ну, все же нельзя отрицать, что и у нее все тот же неукротимый дух женщины Клируотер.

– Да что ты такое говоришь! Еще чего! Женщины Клируотер всегда поступали так, как им заблагорассудится, что правда, то правда, но никогда не отрывались от корней. Семья всегда превыше всего. Разве не так? – А поскольку она мне не отвечает, я тычу ей пальцем в бок. – Разве не так?

Она ловит мой палец и подносит его к губам, легонько целуя. И моя душа, вся целиком, вздрагивает и трепещет от этого жеста.

– Похоже, я воспитала очень умную девочку.

Наклоняюсь к ней и целую в щечку.

– Со второй попытки.

Отстраняюсь от нее, мы глядим друг другу в глаза, и я чувствую, что обе мы сняли с плеч тяжелый груз, о котором, кажется, и не подозревали. Даже я, взвалившая на себя тонны и тонны дерьма в последние месяцы, могу оценить легкость этого момента, все витающее в воздухе благополучие.

Вскоре на бабушкин телефон приходит сообщение от Эшера: он говорит, что Атланта впала в алкогольную кому эпических масштабов, а сам он решил спуститься в гостиничный тренажерный зал. Хочет наверстать упущенное во время болезни, хотя я уверена, что это вряд ли возможно. Но когда я попыталась ему это сказать, он сослался на своего тренера. И больше ничего. Как будто «тренер» – исчерпывающий ответ. Этот мистер, должно быть, сам дьявол во плоти.

В общем, мы с бабушкой заказываем ужин себе в номер. По-прежнему в купальных халатах, поедаем обалденно вкусные тосты с банановым хлебом и поднимаем стаканы с апельсиновым соком.

– За дедушку, – предлагаю я тост впервые в жизни.

Бабушка мягко улыбается и вторит мне:

– За Мэтта.

Когда мы уже лежим в постели, я – в ужасной ночной рубашке с кучей колючих кружавчиков, а бабушка – в моей мини-пижамке с авокадо, в голову мне приходит еще одна мысль, последняя. А поскольку нам удалось создать в номере атмосферу прочного и уютного взаимопонимания, я без тени сомнений выпаливаю свой вопрос:

– Так, значит, это то путешествие, которое ты так и не смогла завершить, верно?

– Нет, моя дорогая. Ты, наверное, меня не слушала. Свое я уже прожила, пропустила через себя и не жалею ни об одной из тех чудесных вещей, что случились со мной по дороге. Мне-то завершать нечего. – И ее рука скользит под одеялом, ищет мою и находит. Бабушкина ладонь горячая и мягкая. – Это путешествие для тебя, Лювия.

Она говорит, что это путешествие… для меня?

Что?

– Я тебя очень люблю и ценю твое общество, но я заметила, что ты как будто немного потеряна после… отказов. – Нет-нет. Нет. Ты не должна была заметить ровным счетом ничего. – Придет и твой час, моя дорогая, и я в этом настолько уверена, что сию же секунду готова подписаться под этим собственной кровью. И тогда все эти университеты, что не сумели тебя оценить, не поняли, какой ты великий художник, будут беситься от ярости. Я это знаю. Ты еще уедешь из нашего города и проживешь чудесную жизнь, полную незабываемых впечатлений. Потому что я очень хочу, чтобы у тебя в жизни было всего намного больше, чем у меня.

Сглатываю слюну, но ком в горле вовсе не думает исчезать, вместо этого он разбухает.

Пробую еще раз.

И еще.

Наконец мне удается прошептать:

– Спасибо.

Но за что я на самом деле благодарна, так это за то, что мы уже успели погасить свет и мне не приходится изображать улыбку или делать что-нибудь в этом роде, а можно просто лежать и глядеть в никуда.