Онлайн книга «Руны земли»
|
Ручонки опять протянулись к нему, он с улыбкой хотел протянуть детям кусочки мяса, но заметил знаки Исгерд. Она изобразила строгое лицо. Эйстейн вспомнил ее рассказы и тут же нахмурился, выпучил глаза, девчонка схватила кусок мяса с визгом ужаса. Хальвдан усмехнулся, глядя на отца, и отдал кусок мяса без игры. Исгерд покачала головой. Кое-кто успел повторить за Эйстейном. Дети с криками нарочитого страха сбежались к дальнему концу длинного очага и, прыгая по кругу, запели радостными голосами. Исгерд перевела веселую песенку: – Желают добрым хозяевам, чтобы скот их не болел, чтобы дети росли большими и крепкими, чтобы в доме был достаток и радость, как у них сейчас! Просят, чтобы кончилось время Чужого, чтобы скорее пришло время пастухов! Пастухи погонят маленьких телят, и козлят, и ягнят, и поросят, и гусят, и утят на зеленую траву, на зелену мураву. Детская орава прыгала, блеяла, крякала и хрюкала, выкрикивая время от времени слова про зеленую траву. Исгерд показала руками Хальвдану, что теперь он должен их выгнать в поле как пастух, и он, нисколько не стесняясь, вскочил и начал нежно выгонять своими ручищами детвору к выходу. Зверята заметались от скамьи к скамье, все так же хрюкая, помыкивая и поблеивая, пытаясь выпросить еще мяса. Эйстейн, перехрюкиваясь и перекрякиваясь с девчонками, одарил их кровяными колбасками, хлопнув напоследок пониже пояса. Здоровенные парни Хальвдана вскочили вслед за своим форингом и, свободно перемахивая ножищами через мелюзгу, с плясками запели песни своей далекой родины о будущем лете. Праздники на севере везде одинаковые, только языки разные. * * * В эти дни после забоя скота, когда первые морозы только сковали землю, когда во всех домах до отвала наелись свежего мяса, а в бочках засолили его на год вперед, было принято поминать предков, относить на могилы пироги с рыбой и вареные яйца. На погребальные холмы, сооруженные поколения назад за рекой, напротив Алдейгьюборга, собирались плакальщицы из разных племен, уже не из-за дорогих подарков, а по обычаю, старые и молодые, но всегда лучшие. Плакали и слушали друг друга на могилах чужестранных воинов, на могилах не своих предков. Велика эта земля и обильно полита кровью, и холодные реки, как вены, пронизывают ее заросшие лесом равнины. И по всей земле на поминальных холмах в эти предзимние дни плакали женщины по отцам, мужьям, сыновьям и братьям, ушедшим на вечный и безмолвный север. Местного обычая придерживалась и Исгерд, дочь далекого Гётланда. За три года после смерти мужа эта неяркая и невозделанная должным образом земля по берегам широкой реки перестала для нее быть временным домом, из которого все годы хотелось вернуться в милый Гётланд. Теперь она здесь ждала дочь и хранила память о ее отце, поэтому обычаи местных женщин вдруг стали для нее особенно важными. Переплыв вместе со служанками на лодке реку, она вышла на замерзший берег с каменным лицом, и в груди сам собой приготовился плач. Хорошо, что темная опушка из куньего меха надвинутой на самые глаза шапки скрывала глаза. Поднимаясь по крутому берегу, она не смотрела ни вверх, ни вокруг, но слышала, как на могилах причитают плакальщицы. Оказавшись на могиле мужа, она, быть может, и сдержалась бы и не заплакала бы, но при виде дроттнинг в богатой накидке плакальщицы подняли такой скорбный крик, что разорвалось у Исгерд сердце горем, затряслись плечи, и вот уже нет здесь суровой жены конунга Алдейгьюборга. Не принято было у нее в Гётланде, на родине, так себя держать, но она плакала, как маленькая женщина, на огромном холме, у дома мертвого мужа, у черной реки. Исгерд плакала тихо и говорила с отцом своей дочери, а вокруг причитали искусницы, истошно и душераздирающе, нанизывая древние слова и обороты, которые помогали разорвать связь с прошлым страданием. |