Книга Руны земли, страница 252 – Георг Киппер

– Я служу жене нашего ярла, и если человек достоин уважения, а она его достойна, то мне все равно, чья она дочь! – пожал плечами Даг.

Инги вынужден был согласиться, тем более что от выпитого отяжелела голова и разводить споры не хотелось. Они пошли на гутский двор, предположив, что там можно опохмелиться, и уже там выяснилось, что Даг с прошлой осени знаком с Ингольфом. Они встретились во время возвращения Дага от лопарей в Железных Воротах – так называли небольшой вик на Свери-эльф ниже длинного участка бурных порогов, а затем вместе прошли путь почти до Алаборга.

Также оказалось, что Даг хорошо знаком со служанкой Ингольфа Дравой, и они о чем-то шептались, сидя чуть ли не в обнимку. Инги так увлекся разговором с купцами, что даже не заметил, как после разговора с Дравой его новый приятель исчез.

А на почетных местах в халле продолжалась своя игра. Исгерд не могла предъявить свою настоящую дочь, но и объявить, что та, которую она выдала замуж за Ульвкелля, ненастоящая, было опасно для самой дроттнинг, так как разрушало доверие к ней знатных людей Алдейгьи. В конце концов разговор на почетных местах получился тяжелый.

Ульвкелль потребовал отдать страну в управление дочери Хергейра, как законной наследнице. Исгерд сказала, что у них уже есть большое ярлство и, вместо того чтобы стремиться получить больше, чем имеют, стоит довольствоваться тем, что есть. Сигмунд молчал. Ульвкелль сказал, что на тинге никто не поддержит вдову, захватившую имущество умершего мужа, потому что право есть право, будь ты жена бонда или жена конунга. У дочери право наследовать сильнее, чем у жены.

Исгерд сказала, что права есть у законных детей, а не у самозванцев. Ингигерд возразила, что говорить об этом надо было до свадьбы и перед свидетелями, а не теперь. Чего стоит дроттнинг, показывающая бондам неправедный путь, поэтому, если они не хотят в стране беззакония, они должны передать право на землю ей.

– Неправедный путь долог, – сказала Исгерд. – Как долог путь моей дочери домой… Но три года назад никто не верил, что она жива, и мне легко было получить ее наследство. Но, увидев тебя, я промолчала, так как ее стали бы искать повсюду.

– Ты спасла ее, но не спасла страну для нее. Так что придется смириться.

– Она жива, и я видела ее живой с осени до йоля! Поэтому я управляю ее имуществом, пока ее нет дома! Так будет по справедливости, и, когда она вернется, бонды одобрят меня!

– В Алаборге всегда ревновали к Алдейгье, и нарушенное тобой право дочери – еще один повод проучить вас всех! – прошипела Ингигерд.

– Ваши бонды с междуречья хороши для избиения лопарей и вендов, но мало кто из них может сравниться с нашими гётами, – ответила Исгерд.

– Посмотрим, что скажут твои бонды, когда люди из Алаборга начнут жечь их дома из-за того, что право порушено тобой, их дроттнинг!

Женщины сдержали себя и замолкли. Угли потрескивали в очаге. Огонь вспыхнул и осветил лица. Сигмунд смотрел в глаза Ульвкеллю. Сын бонда поднял подбородок. Трудно смотреть в глаза сына конунга.

Сигмунд так и не отдал приказ к началу избиения людей Ульвкелля. Люди ярла Алаборга поспешно погрузились на корабли и ушли из Алдейгьи, и это не предвещало мира. Получалось так, что дружина Сигмунда недолго останется без дела.

Исгерд сказала брату, что дожидаться большого тинга в Алаборге – значит дать время лесным тугодумам собраться с мыслями. А если уж бонды Алаборга начнут войну, то это затянется надолго. Затяжная война отпугнет купцов, народ обнищает – и мира, как раньше, уже никогда не будет.