Книга Летний сад, страница 57 – Полина Саймонс

– Ураганы меня не беспокоят.

– А как насчет жары и влажности?

– Плевать.

Она подумала.

– Я был бы рад здесь остаться, – тихо сказал Александр. – Мне здесь хорошо.

– В плавучем доме?

– Мы можем купить настоящий дом.

– И ты будешь целыми днями работать на причале с женщинами?

– У меня есть жена, я больше не знаю, что такое женщины. – Он усмехнулся. – Но признаю: мне нравятся лодки.

– На всю оставшуюся жизнь? Лодки, вода?

Его улыбка мигом погасла, он отодвинулся от Татьяны.

– И ты не вспоминаешь себя вечерами, ночами? – мягко спросила Татьяна, снова привлекая его к себе свободной рукой. Другой она держала сына.

– А чем тебе плоха вода?

– Я не думаю, что она помогает. Действительно не думаю. – Она немного помолчала. – Мне кажется, мы должны уехать.

– Ну а я так не думаю.

Александр закурил новую сигарету.

Они плыли по тропическому зеленому океану, глядя на далекие острова.

Вода действительно что-то делала с Татьяной. Разрушала ее. При каждом всплеске волн она видела Неву, северную реку под прохладным субарктическим солнцем, белые ночи в городе, который некогда называла домом, и среди них – Ленинград, а в Ленинграде все то, что она хотела помнить, и все то, что хотела забыть.

Александр пристально смотрел на нее. И время от времени его взгляд смягчался под солнцем Кокосовой Рощи.

– У тебя новые веснушки появились, над бровями. – Он поцеловал ее в глаза. – Золотые мягкие волосы, океанского цвета глаза… – Он погладил ее по щеке. – Твой шрам почти рассосался. Только тонкая белая линия. Ее почти не рассмотреть.

Этот шрам она получила во время бегства из Советского Союза.

– Мм…

– Не то что мои?

– Тебе нужно больше времени, чтобы исцелиться. – Протянув руку, она коснулась лица Александра и тут же быстро закрыла глаза, чтобы он не смог заглянуть в ее мысли.

– Татьяна, – шепотом окликнул он ее, а потом наклонился и крепко поцеловал.

Прошел год с тех пор, как она нашла его в кандалах в изоляторе Заксенхаузена. Год с тех пор, как она вытащила его со дна оккупированной Советами Германии, вырвала из рук сталинских приспешников. Неужели прошел год? Насколько долгим он показался?

Вечность в чистилище, шестьдесят четвертая нота рая.

Его катер наполняли женщины: старые, молодые, овдовевшие, недавно вышедшие замуж, а теперь еще и беременные.

– Клянусь, – говорил Александр, – я к этому не имею отношения.

И еще вернувшиеся с войны ветераны. Некоторые были иностранцами. Одному такому человеку, Фредерику, без ноги, с тростью и сильным голландским акцентом, нравилось сидеть рядом с Александром и смотреть на море. Он приходил утром, потому что дневные прогулки были слишком жаркими для него, и они с Энтони устраивались рядом со штурвалом. Энтони даже частенько сидел на коленях Фредерика. Однажды Энтони, играя с Фредериком в ладоши, сказал:

– Ой, смотри-ка, у тебя тоже на руке голубые цифры! Па, глянь-ка, у него номер, как у тебя!

Александр и Фредерик переглянулись. Александр отвернулся, но глаза Фредерика уже успели наполниться слезами. Фредерик тогда ничего не сказал, но днем, когда они причалили, он задержался и спросил Татьяну, можно ли ему поговорить с Александром наедине. Она, бросив на Александра тревожный взгляд, неохотно оставила им сэндвичи и увела Энтони обедать домой.

– Так где ты был? – спросил Фредерик, преждевременно постаревший, хотя ему было всего сорок два. – Я был в Треблинке. Такой вот путь – от Амстердама до Треблинки. Представь.