Книга Татьяна и Александр, страница 132 – Полина Саймонс

Он знает, что ему придется. Он знает, что ей придется.

Но как?

Где учат тому, как жить, после того как потерял все?

Кто научил тебя, как жить дальше, после того как потерял все?

Татьяна.

«Татьяна научила меня, как жить дальше, после того как она потеряла все».

Александр рано встал, поплавал в реке, но потом не вернулся в дом, как всегда. Вместо этого он сел на скамью и закурил. Курил с закрытыми глазами, чтобы не видеть Лазарева.

Но перед закрытыми глазами он видел березы, сосны и шишки на земле, серо-зеленые горы за бурной рекой. Он чувствовал запах потухшего костра. Ему хотелось выпить чая, выкурить еще папиросу. Он хотел, чтобы его жизнь закончилась.

К нему приходило это желание, так ведь?

– Таня, прошу тебя, не плачь. Это был наш уговор, ты меня слышишь? Я не могу это принять.

– Разве я плачу? – спросила она.

– Я серьезно, – сказал Александр. – Я не могу этого сделать. Мне надо, чтобы ты…

– Знаешь что? Я не могу прямо сейчас стать такой, какая тебе нужна. Какая есть, такая есть.

Она плакала.

У него щипало в горле. Александр лег рядом с ней. Они сдерживали себя, лежа рядом в постели. Она положила его голову себе на грудь и шептала, шептала ему что-то, и его волосы намокли от ее слез. Ее способность исцелять его, передавать ему свою любовь была безграничной.

– Был один раз, когда ты положил руку мне на грудь и я подумала, что передо мной вся моя жизнь. Это было около Эрмитажа. Перед тем сломленным человеком и его ящиками с произведениями искусства. Ты помнишь?

– Как я мог забыть? Я никогда не забуду этого человека.

Татьяна повернула к нему лицо. Они поцеловались. Она приникла к нему, такая маленькая, свернулась калачиком на его груди. Александр знал, что она прислушивается к стуку его сердца. Она постоянно это делала, это ее успокаивало.

Она была решительной, как всегда, любящей, отдающей себя целиком, невероятно нежной, невыносимо трогательной. Но было что-то еще. Она обнимала его с таким отчаянием, рыдала над ним, словно уже оплакивала его, словно уже горевала. Она занималась с ним любовью, прижимала к себе и плакала, будто не просто прощалась, а прощалась с ним навсегда.

Словно пытаясь удержать его при себе, потому что он нуждался в ней еще больше. Она прощалась не только с ним, но и с собой. «Ты уходишь, Александр, – говорила Татьяна, – возьми меня и иди. Возьми все. Ничего не останется, но я выращу для себя что-нибудь новое. Таня, которую ты любишь, останется с тобой. Возьми ее». И он делал так, пока не осталось ничего.

Его поглотило ее теплое влажное лоно. Он не возвращался в утробу матери, он возвращался в вечность. Он закрывал глаза и отдавался во власть вселенной, которая любила его и верила в их юность. Во власть звезд, и таинственной луны, и реки Камы, которая более десяти миллионов лет на протяжении тысячи миль несет свои воды на юг. Еще долго, после того как Таня и Шура вернутся на землю, река, сосны, горы, взрывающиеся звезды над Лазаревом останутся неизменными и незабвенными. Они вечны, как и его Татьяна, постанывающая у его шеи, обдающая его теплым дыханием. Теплые груди и губы, ноги, обхватившие его… все то, что принадлежало ему.

Прозрачное утро превратилось в тоскливый вечер. Он хотел бы помочь ей, но он лучше Татьяны, по-прежнему наивной, знал, что они теряют. Он понимал все.