Книга Татьяна и Александр, страница 251 – Полина Саймонс

Пенни ни к кому не была привязана и не разыскивала своего мужа. Что же она искала? Татьяна была рада, что Викки миновала эта чаша безрассудных мужских желаний. Викки могла бы подумать, что боги наконец вняли ее молитвам. Пенни, менее привлекательная, чем Викки, – и, вероятно, в этом была проблема, – не могла не чувствовать себя польщенной и не откликнуться на их мольбы, и каждую неделю или около того ей приходилось делать уколы пенициллина для профилактики болезней, от одной мысли о которых Татьяне становилось нехорошо.

В некоторых лагерях и госпиталях, например в Бремене, обстановка была такой напряженной, что медсестрам Красного Креста не разрешалось входить туда без сопровождения вооруженного конвоя или мужчины из Красного Креста. Но к несчастью, конвой иногда подкупали, а представители Красного Креста были ненадежными. Честно говоря, кого мог остановить Мартин?

Татьяна приучилась постоянно носить с собой пистолет Р-38, засунув его за пояс на спине. Она зачастую не чувствовала себя в безопасности.

По дороге в Берлин им пришлось проходить через ряд советских КПП. Через каждые пять миль их останавливал очередной военный пост на дороге. Татьяна воспринимала их не как КПП, а как засады. Каждый раз, как они заглядывали в ее американский паспорт, у нее начинало сильно колотиться сердце. Что, если один из них был предупрежден об имени Джейн Баррингтон?

Когда они отъезжали от очередного КПП, Мартин спросил:

– Почему вы называете себя Таня, если по паспорту вы Джейн Баррингтон? – Он помолчал. – Скорее, почему вы называете себя Джейн Баррингтон, если вас зовут Таня?

– Мартин! Не будь таким тупицей! – воскликнула Пенни. – Разве ты ничего не знаешь? Таня сбежала из Советского Союза. Она хотела иметь американское имя. Верно, Таня?

– Что-то в этом роде.

– Тогда зачем вам возвращаться на территорию, оккупированную Советами, если вы сбежали из Советского Союза?

– О-о, это хороший вопрос, Мартин, – сказала Пенни. – Зачем, Таня?

– Я еду туда, где нужна больше всего, – с расстановкой произнесла Татьяна. – Не туда, где удобно.

В каждом втором КПП солдаты осматривали джип. Но поскольку кузов джипа был набит до отказа, все солдаты открывали двери, но вновь их закрывали. Они ничего не знали о потайном отделении и не искали его, как и не досматривали личные вещи. Узнай Мартин, сколько морфия провозит Татьяна в сумке медсестры, то пришел бы в ярость.

– Где же этот Берлин? – спросила Татьяна.

– Ты в нем, – ответила Пенни.

Татьяна оглядела длинные ряды домов:

– Это не Берлин.

– Берлин. Чего ты ожидала?

– Увидеть большие здания. Рейхстаг. Бранденбургские ворота.

– Что такое, по-вашему, воздушные бомбардировки? – важно спросил Мартин. – Рейхстага больше нет. Нет больших зданий.

Они въехали в центр города.

Татьяна показала куда-то:

– Вижу, что Бранденбургские ворота стоят по-прежнему.

Мартин молчал.

Берлин.

Послевоенный Берлин.

Татьяна не знала, чего ожидать, но, живя в Ленинграде во время блокады, она готовилась к худшему. И все же была поражена масштабом разрушений. Берлин перестал быть городом, это были руины библейского опустошения. Большинство зданий старого Берлина превратились в каменные обломки, и жители существовали в тени этих руин, их дети играли среди обломков бетона. Выстиранные вещи они вешали между искореженными металлическими столбами. Люди ставили палатки рядом со своим бывшим жильем, разводили костры в ямах, готовя на них какую-то еду. Это был американский сектор.