Книга Татьяна и Александр, страница 255 – Полина Саймонс

Все обменялись рукопожатиями. Степанов кивнул Татьяне:

– Поезжайте быстрее. У русских заключенных все обстоит плохо. Последние несколько месяцев их переводят в лагеря на Колыме. Возможно, вы уже опоздали.

Уходя, Татьяна в последний раз обернулась, чтобы посмотреть на Степанова, который снова напряженно стоял у письменного стола. Он поднял руку:

– Вы не в безопасности. Вы в списке классовых врагов номер один. Я тоже не в безопасности. И он менее всех в безопасности.

– Что он сказал? – спросил Мартин, когда они вышли.

– Ничего.

– О-о, это нелепо! Губернатор, – Мартин повернулся к Бишопу, – очевидно, медсестра Баррингтон утаивает от нас важную информацию.

– Доктор Фланаган, – сказал Бишоп, – очевидно, вы не владеете иностранным языком. При переводе переводят только самые важные моменты.

– Я, безусловно, делала это, – сказала Татьяна.

Когда они вышли на улицу, ей пришлось сесть на обрубок миномета, лежащего неподалеку от развалин фонтана.

Бишоп подошел к ней и примостился рядом:

– Когда мы уходили, он произнес слово «враг». О чем он говорил?

Немного отдышавшись, Татьяна заговорила спокойным голосом:

– Он сказал, что советская армия^[9]считает нас – американцев – врагами. И мы ничего не можем с этим поделать. Я не хотела произносить это вслух. Доктор, – она кивнула в сторону Мартина, – к тому же весьма впечатлителен.

Губернатор улыбнулся:

– Понимаю. – Он потрепал ее по плечу, с одобрением глядя на нее. – Не как вы?

Они вместе подошли к Пенни и Мартину.

– Губернатор, – сказал Мартин, – вы считаете, мы должны поехать в Заксенхаузен?

– Не понимаю, как можно этого избежать, доктор. Для этого вы сюда и приехали. Ваша медсестра заставила его допустить нас в лагеря. Как вы добились этого, медсестра Баррингтон? Это гигантский прорыв в деятельности Красного Креста. Я немедленно телеграфирую в Гамбург, попрошу их прислать еще сорок тысяч комплектов.

– Постой, Таня, – сказала Пенни, – объясни, как тебе удалось завладеть рукой советского генерала, заставить его допустить нас в рабочие лагеря, и он даже не привлек тайную полицию?

– Я медсестра, – ответила Татьяна. – Я всех их трогаю.

– Вам не следует открыто проявлять дружелюбие к Советам, – строго произнес Мартин. – Помните, что мы нейтральны.

– «Нейтральный» не значит «безразличный», Мартин, – возразила Татьяна. – «Нейтральный» не значит «беспомощный», «не умеющий утешить». «Нейтральный» значит, что мы не принимаем ничью сторону.

– Не в профессиональной сфере, – сказал губернатор. – Но, медсестра Баррингтон, советские солдаты – это варвары. Вы знаете, что после капитуляции Германии они закрыли Берлин на восемь дней? Закрыли для наших армий. На восемь дней! Ни один человек не мог сюда войти. Что они, по-вашему, здесь делали?

– Не хочу гадать, – ответила она.

– Насиловали молодых женщин вроде вас. Убивали мужчин вроде доктора Фланагана. Мародерствовали в уцелевших домах. Жгли Берлин.

– Да. Вы видели, что немцы сделали с Россией?

– А-а-а, – вмешался Мартин. – Я думал, медсестра Баррингтон, мы не принимаем ничью сторону?

– И не подаем руку врагу, – добавила Пенни.

– Он не враг, – сказала Татьяна, отвернувшись от попутчиков, чтобы они не увидели ее слезы.

Заксенхаузен, июнь 1946 года

Мартин собирался отправиться на следующий день. Татьяна сказала «нет». Они едут немедленно. Садятся в джип и едут. Немедленно.