Книга Татьяна и Александр, страница 301 – Полина Саймонс

– Слышу, – отозвалась Татьяна.

«Мы блуждаем по этому миру в одиночестве, но, если повезет, испытываем моменты принадлежности к чему-то, к кому-то, и это поддерживает нас в нашей одинокой жизни.

В эти вечерние минуты я вновь прикоснулась к нему, чувствуя, как у меня вырастают красные крылья, и вот я снова молода и гуляю в Летнем саду с надеждой на вечную жизнь».

Берлин, июль 1946 года

На следующее утро они проснулись в шесть. В семь сестра-хозяйка принесла завтрак и офицерскую американскую форму для Александра. Форму медсестры Татьяне выстирали.

Александр выпил кофе, съел тост и выкурил шесть сигарет. Татьяна с трудом проглотила кофе и тост.

В 7:55 двое вооруженных охранников отвели Александра с Татьяной на третий этаж. Они молча сели в приемной на деревянные стулья.

В 8:00 дверь открылась, и к ним вышел Джон Равенсток:

– Доброе утро. В чистой одежде гораздо приятнее, да?

Александр встал.

Равенсток взглянул на Татьяну:

– Медсестра Баррингтон, можете подождать в своей комнате. Это займет добрых несколько часов.

– Я подожду здесь, – ответила Татьяна.

– Располагайтесь, – сказал Равенсток.

Александр пошел за консулом, но перед дверью обернулся. Татьяна стояла. Она махнула ему рукой. Он махнул в ответ.

За длинным столом для заседаний сидели шестеро мужчин. Александр стоял.

Джон Равенсток представил военного губернатора Марка Бишопа («Мы знакомы»), Филиппа Фабрицио, посла США, и генералов, отвечающих за три рода войск вооруженных сил США, расквартированных в Берлине: армия, воздушные силы, флот.

– Итак? – начал Бишоп. – Что вы можете сказать в свое оправдание, капитан Белов?

– Прошу прощения, губернатор?

– Вы говорите по-английски?

– Да, конечно.

– По вашей милости здесь, в Берлине, назревает международный конфликт. Советы требуют, настаивают, чтобы, как только вы войдете в наши двери, мы выдали некоего Александра Белова советским властям. Однако ваша жена говорит, что вы американский подданный. Действительно, посол Фабрицио изучил ваше досье, и национальность человека по имени Александр Баррингтон представляется несколько туманной. Послушайте, я не знаю, что вы сделали или не сделали для Советов, прежде чем они бросили вас в Заксенхаузен. Но я знаю одно: за последние четыре дня вы уничтожили батальон их солдат и они требуют возмездия за это.

– Мне кажется нелепым, что советское военное командование здесь, в Берлине, да и где угодно, вдруг проявляет заботу о своих солдатах, когда я лично похоронил в мирное время по меньшей мере две тысячи их людей в Заксенхаузене.

– Да, что ж, Заксенхаузен – лагерь для осужденных преступников.

– Нет, сэр, для солдат вроде меня. Солдат вроде вас. Лейтенанты, капитаны, майоры, один полковник. И это не считая семисот немцев – офицеров высокого звания и штатских, – которые были похоронены или кремированы там.

– Вы отрицаете, что убили их солдат, капитан?

– Нет, сэр. Они пришли, чтобы убить меня и мою жену. У меня не было выбора.

– Тем не менее вы совершали побеги?

– Да.

– Комендант спецлагеря называет вас закоренелым беглецом.

– Да, меня не устраивали условия жизни. Я голосовал ногами.

Генералы обменялись взглядами.

– Вас обвинили в измене, это правда?

– Правда, что я был в этом обвинен, да.

– Вы отрицаете обвинения в измене?

– Безоговорочно.

– Нам сказали, что вы дезертировали из Красной армии, когда ждали подкрепления, и, проплутав по лесам, вы добровольно сдались врагу и воевали против своей армии.