Книга Татьяна и Александр, страница 302 – Полина Саймонс

– Я действительно сдался врагу. Я две недели не получал подкрепления. У меня кончались снаряды и солдаты на линии обороны, где стояли сорок тысяч немцев. Я никогда не воевал против своих людей. Я был в Катовице, а потом в Кольдице. Однако сдача врагу для советских солдат противозаконна, так что я виновен.

Генералы молчали.

– Вам повезло, что вы еще живы, капитан, – сказал генерал Пирсон из военно-морских сил. – Мы слышали, что из шести миллионов советских узников войны немцы допустили смерть пяти миллионов.

– Уверен, что эта цифра не преувеличена, генерал. Возможно, если бы Сталин подписал Женевскую конвенцию, выжило бы больше. Английских и американских военнопленных не убивали, да?

Ответа от генералов не последовало.

– Так какое у вас сейчас воинское звание?

– У меня нет звания. Меня лишили звания, когда я был осужден за измену.

– Тогда почему Советы называют вас «майор Белов»? – спросил Бишоп.

Чуть улыбнувшись, Александр пожал плечами:

– Не знаю.

– Капитан Белов, почему бы вам не начать сначала, с того момента, когда ваши родители уехали из Америки в Советский Союз, и рассказать нам, что с вами произошло? Это очень нам поможет. Мы располагаем весьма противоречивой информацией. НКГБ десять лет разыскивало Александра Баррингтона. Но они также называют вас Александром Беловым. Мы даже не знаем, один ли это и тот же человек. Расскажите нам, кто вы, капитан.

– С удовольствием, сэр. Прошу разрешения сесть.

– Садитесь, – сказал Бишоп. – Охрана, принесите человеку сигарет и воды.

Александр находился в комнате шесть часов. Татьяна даже подумала, что его могли увести по тайному проходу, но через толстые деревянные двери до нее доносились приглушенные голоса.

Она расхаживала взад-вперед, садилась на стул, опускалась на корточки, раскачивалась. Перед ее глазами в приемной посольства Соединенных Штатов в Берлине проплывала ее и его жизнь.

Они учились держаться на плаву, и с каждой минутой им не становилось легче, каждый день снова не приносил облегчения. Каждый день приносил еще один миг, который нельзя было оставить позади. Джейн Баррингтон сидит в поезде, идущем из Ленинграда в Москву, обнимает сына, понимая, что теряет его, плачет по Александру, хочет выпить еще. И Гарольд в тюремной камере плачет по Александру, и Юрий Степанов, лежа на животе на финской земле, плачет по Александру, и Даша в грузовике на ладожском льду плачет по Александру, и Татьяна, стоя на коленях в финском болоте, рыдает по Александру, и Энтони, наедине со своими ночными кошмарами, плачет по отцу.

Но вот же он! С фуражкой в руке переходит улицу, устремившись к белому платью с красными розами, вот он – каждый день приходит к Кировскому заводу, камень на камне, труп на трупе, вот он – на Марсовом поле с винтовкой под сиренью, и она босиком рядом с ним. Вот он – кружит ее на ступенях церкви, вальсирует с ней под красной луной их свадебной ночи, выходит из Камы, приближается к ней, сломленный и уничтоженный, но улыбающийся Александр. Но он еще не пропал, не исчез. Может быть, можно еще спасти то, что от него осталось.

И вот он стоит на берегу Вислы, размышляя о том, что осталось у него в жизни. Один путь ведет к смерти, другой – к спасению. Он не знает, по какому пойти пути, но перед его глазами – девушка на скамейке, а через реку перекинут мост к Святому Кресту.