Книга Огонечек для ледяного герцога, страница 74 – Элен Славина

— Кто сказал, что мы одни? — Бабушка гордо выпрямила спину. В её позе, во взгляде читалась многовековая мощь рода Санклоу. — Эта земля — наш союзник. Стены этого дома видели больше битв, чем ты можешь представить, девочка. Они помнят заклятья защиты, которые не сотрут никакие вилы. Мы дадим им бой. Не на улице, а здесь. На нашей территории.

— Это самоубийство! — почти закричала я, чувствуя, как меня охватывает паника. Я представляла их — двух женщин против ослеплённой яростью толпы. — Пожалуйста, не надо, — уже тише, в мольбе.

— Нет, Раэлла, — мягко, но непреклонно сказала Мелисса. Она подошла ко мне и положила руки мне на плечи. Её пальцы были холодными, но твёрдыми. — Это — искупление. И долг. Наш долг — защитить очаг, пока ты увезёшь отсюда самое ценное. — Её взгляд перешёл на Флору, которая молча прижимала к себе спящего Кая, её глаза были полны ужаса. — Ты должна спасти их. Ты сильнейшая из нас. Твоя дорога — в бегстве. Наша — в отстаивании этого дома. Нашего дома.

Я поняла, что переубедить их невозможно.

В их решении была та же фатальная, упрямая сила, что и в корнях старого дуба, который не согнётся ни под каким ураганом. Они выбрали свою судьбу. И мою тоже…

Разбитая горем и яростью, я кивнула, сжимая зубы до боли.

— Хорошо, — прошептала я хрипло. — Но вы… вы держитесь. Держитесь до последнего. Я вернусь. С подмогой. С Талорианом. С кем угодно. Я вернусь за вами.

— Мы будем ждать, — просто сказала бабушка, и в её глазах я увидела не страх, а спокойную готовность встретить то, что должно случиться.

Сборы заняли считанные минуты.

Мы молча, как в тумане, складывали в дорожные мешки еду, тёплые одеяла, целебные зелья и травы бабушки. Флора, плача, заворачивала Кая в самые тёплые пелёнки.

Маленькая девочка уже сейчас ощущала ответственность за своего маленького брата. Разница в возрасте у них была не большая, но Флора знала, что если не она позаботиться о Кае, то кто же?

Прощание было быстрым и безмолвным, словно любое слово могло разрушить хрупкое мужество, скреплявшее нас.

Бабушка лишь крепко обняла меня, и её объятие было таким же прочным и нерушимым, как стены нашего дома.

— Береги их, — сказала она мне на ухо. — И помни, кто ты.

— Я помню, — кивнула и сжала кулаки.

Мелисса прижалась щекой к моей щеке, её слёзы были горячими и солёными.

— Я люблю тебя, дочь моя. Прости за всё.

Я не могла ответить.

Огромный ком с шипами сдавил горло. Я лишь кивнула, взяла за руку Флору с маленьким Каем и вышла за дверь, в холодную, враждебную ночь.

Мы бежали через огород к тёмной роще, где, как и сказал герцог, нас ждала повозка с верным Роландом на облучке. Я не оглядывалась. Я боялась, что если обернусь и увижу свет в окнах нашего дома, тот самый свет, что всегда означал для меня безопасность и любовь, то моё сердце разорвётся на части, и я не смогу сделать и шага. Я и правда боялась вернуться и подставить нас всех опасности.

Мы вскарабкались в темную повозку. Роланд, немой и мрачный, щёлкнул вожжами, и лошади тронулись с места, увозя нас в темноту, прочь от дома.

Я сидела, окаменевшая, глядя в чёрную пустоту леса, а в ушах у меня стоял гул собственной крови.

Я оставила их там. Двух самых сильных и родных женщин, которых я знала, на верную смерть.

И тогда во мне что-то переломилось. Горе и страх сменились ледяной, всепоглощающей яростью. Яростью на Сибиллу, на толпу, на несправедливость этого мира. И на саму себя, за то, что бегу. Бегу не как дикая кошка, глядя в глаза врагу, бегу как крыса, поджав хвост.