Книга Омега. Ты родишь мне сына, страница 2 – Алисия Небесная

Я не кричу. Не размахиваю руками. Опасность — не в словах. Опасность — в присутствии.

— Где главный врач? — Голос ровный. Низкий. Спокойный.

Медсестра вздрагивает. Пальцы зависают над клавиатурой, дыхание сбивается. Лицо бледнеет.

Она начинает говорить — и тут же запутывается:

— Я… эээ… доктор Ларинов… он на втором этаже… приём… я могу…

Слова ломаются. Запах страха — мгновенный, плотный. Он заливает приёмную с головой.

— Вызови его. Немедленно. — Всё тем же тоном. Без нажима. Но за этой фразой — тишина, в которой можно услышать, как трещит напряжение.

Она сглотнула. Повернулась к терминалу.

— Простите… мне передать, от кого?..

Я сделал шаг. Один. Ей хватило. Она мгновенно прижалась к стойке, как к последнему укрытию.

— Скажи: пришёл Чернов, — произнёс спокойно.

Полсекунды тишины.

В её глазах — ни понимания, ни воли. Только тело, которое осознало: рядом — хищник.

Она медленно потянулась к кнопке вызова. Словно любое резкое движение могло закончиться плохо.

— И добавь: если он не выйдет сам — я зайду, — сказал я. Чётко. Как приказ. Без угрозы. Без эмоций.

Каждое слово звучит негромко — но так, будто уже отдан приказ. И его никто не посмеет не выполнить.

Тон, от которого слушаются. Даже не поняв — зачем.

Тон, с которым убивают. Без крика. Без эмоций.

— Да, конечно… сейчас… — сипит девушка.

— Ты уже теряешь время, — бросаю спокойно, разворачиваясь к окну.

Смотреть на неё больше не имело смысла. Она всё поняла.

Дверь открывается почти сразу. Без охраны. Без попытки оттянуть момент.

Главврач заходит один. Шаг — быстрый. Но неуверенный. Халат — сбит набок, руки в движении — не знают, куда себя деть. Взгляд скачет.

Тревога в нём — в каждом жесте. В дыхании. В том, как не поднимает глаз.

— Артём… — начал он, но сразу запнулся.

Я не поворачиваюсь.

Стою у окна, сцепив пальцы за спиной. Смотрю сквозь стекло — за пределы здания. Внутри — только контроль.

— У тебя минута, — говорю чётко. — Объясни.

Он сглотнул. Медленно. Слишком шумно.

— Это… ошибка. Я клянусь. Документы были не до конца оформлены. Система выбрала омегу из резервного списка. Она была после хирургии… Я не видел финальный протокол, я не давал одобрения…

Поворачиваюсь.

— А теперь ты его видишь, — спокойно говорю.

В голосе — ни ярости, ни угрозы. Только факты. И этого достаточно.

Он делает шаг назад. Автоматически.

— Мы… мы сразу всё отследили. Эмбрион прижился. Омега в порядке. Нет отторжения, нет угроз. Мы контролируем.

— Ты подсадил мой эмбрион, — перебиваю. — Омеге. Без допуска. Без разрешения.

— Это было вынужденно, — заикается он. — Я признаю, это не по плану, но ребёнок жив.

— Ты взял то, что я охранял четыре года. И вложил в первое попавшееся тело, — медленно, почти шёпотом.

Шаг вперёд. Он — назад.

— Ты ничего не контролируешь, — голос становится твёрже. — Ни тело. Ни срок. Ни последствия.

— Сейчас ты жив только потому, что она вынашивает моего ребёнка .

— Но если с ним что-то случится — ты первый, кого я закопаю.

Он молчит. Взгляд — в пол. Плечи опущены. Врач ушёл. Остался только человек, который понимает: его время почти вышло.

— Кто она? — спрашиваю без нажима.

Он молчит. Потом тянется к планшету. Медленно. Как будто любое движение может стать последним.

— Юлия Воронова, — говорит. — Омега. Двадцать восемь лет. Недавно перенесла выкидыш. Пришла на осмотр после выписки. Была в базе как стабильная.