Книга Омега. Ты родишь мне сына, страница 5 – Алисия Небесная

Пробую подняться. Мышцы будто из ваты. Голова кружится, дыхание сбивается. Падаю обратно. Мир плывёт, растворяется, остаётся за стеклом.

Дверь открывается без стука.

Входит женщина. Средних лет. В форме, но без халата. Уверенная походка, ровная осанка, лицо без эмоций. Ни удивления, ни сочувствия. Она смотрит так, как смотрят те, кто давно научился не показывать, что думает.

— Доброе утро, — произносит спокойно. Голос ровный, отрепетированный.

— Всё прошло хорошо. Организм отреагировал стабильно.

— Что… — мой голос срывается, хриплый, будто царапнутый изнутри. — Что вы мне ввели?

— Не волнуйтесь, — отвечает она с прежней безупречной нейтральностью. — Витамины. Жидкость. Немного седативного. Всё под контролем. Ваши показатели в пределах нормы.

Слова доходят сквозь вату. Но внутри неспокойно.

Тело изменилось. Это не боль. Не жар. Даже не слабость. Это ощущение «не-своего». Будто границы моего «я» сместились. Будто я — уже не одна.

— Я могу встать? — шепчу.

— Лучше полежите. Скоро будут готовы окончательные анализы. На первом этапе всё прошло отлично, — она улыбается. Слишком быстро. Слишком автоматически.

Я не спрашиваю, что они называют «первым этапом». Потому что уже чувствую: ответы мне не понравятся. Знала: это не мой выбор.

Это не походило на обычный осмотр. Меня не выписывали, не отпускали домой, не объясняли. Просто держали. Под наблюдением. Тихо. Стерильно. Профессионально. Но — не по-человечески.

Лежала на койке и смотрела в потолок, пытаясь понять, что со мной не так. Капельница капала ритмично, будто метроном, отмеряющий чужую волю. Медсёстры заходили молча, делали своё и уходили, избегая взгляда. С каждой минутой тревога только росла.

Живот тянуло глухо, глубоко — словно где-то внутри что-то запустили без моего согласия. Организм включили в процесс, которого я не хотела.

И тогда я ощутила её. Волчицу. Мою.

Ту, что молчала все эти месяцы. После потери ребёнка она будто умерла вместе с ним — слабая, сломанная, придавленная тишиной. Но сейчас, под кожей, она подняла голову. Дрожащая. Слабая. Живая.

Стук в дверь резанул. Резкий, требовательный. Не спрашивающий.

В палату вошёл мужчина. Белый халат, ровная осанка, движения без суеты. Лицо спокойное, но слишком закрытое. Взгляд прямой, будто он давно привык смотреть людям в глаза и не искать там ответа.

— Юлия Воронова? — уточнил он.

Я кивнула, хотя горло перехватило.

— Ларинов. Главный врач. Мне поручено объяснить, — сказал он, присаживаясь на край стула у моей койки. Голос — ровный, поставленный, без оттенка вины или сочувствия.

Он говорил так, будто озвучивал диагноз. Не просьбу. Не выбор. Приговор.

— Ваша карта попала в список участников программы ВРТ. — Каждое слово он произнёс чётко, холодно. — Система подтянула протокол по вашим параметрам. Дежурный врач подтвердил готовность и осуществил перенос эмбриона.

Секунда. Другая. Внутри что-то оборвалось.

— Эмбрион? — губы едва слушались, голос сорвался, стал хриплым. — Это… какая-то шутка?

Он молчал. Не отводил взгляда, но и не давал ответа. И этим молчанием он сказал больше, чем мог бы словами.

Волчица внутри зарычала. Слабый, рваный звук — но от него у меня пробежал холод по спине. Я чувствовала: она поняла быстрее меня.

Меня использовали. Моё тело. Моё право. Без разрешения альфы. Без моего согласия.