Книга Соломенное сердце, страница 99 – Тата Алатова

Тут мальчик принес ужин, и Даня с подносом в руках вошел в ванную комнату. Поля не возмутилась такому вторжению. Круглыми внимательными глазами она наблюдала за тем, как он пристраивает тарелки на столешницу у раковины, не пыталась прикрыться, как в минуты смущения после свадьбы. Вода окутывала ее, не особо что-то скрывая, Даня успел узнать это тело вдоль и поперек, и горячее сожаление опалило его щеки, пеплом рассыпалось по закоулкам сознания. Зачем он, подобно глупому мотыльку, сам летит в огонь, рискуя сгореть? От близости обнаженной Поли становилось только хуже, но в этом была и какая-то отравленная сладость тоже.

Даня поднес к ее губам кусочек жареной рыбы, и она приняла ее, обдав его пальцы теплым дыханием. Он кормил ее ужином и время от времени касался волос, плеча, щеки. Просто так, потому что руки не очень-то его слушались.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Даня сразу обо всем. О том, не слишком ли горячая вода, вкусная ли еда, о настроении и самочувствии после трехсуточной брачной ночи.

— Обманутой, — ответила она без промедления.

— Как? — удивился Даня. — Кем?

Поля вздохнула и отвела его руку с ломтиком хлеба, покачала головой, отказываясь от остатков ужина, и мягко обхватила его ладонь своими ладонями.

— Перед свадьбой, — медленно сказала она, — когда на меня наносили руны, я набралась решимости прожить свою жизнь полной грудью, со всем, что она мне подкинет. Это желание было таким ярким, таким сильным, что у меня перехватывало дыхание. Знал бы ты, как я себе тогда нравилась, такая смелая, такая рискованная.

— Я знаю.

— А сейчас мир как будто стал черно-белым, но я же точно помню: он цветной.

— Цветной, — согласился Даня с улыбкой.

— Что же делать?

— Что-нибудь. Там или сям, так или этак, но как-то все да разрулится.

— А более понятных планов у тебя нету? — хмыкнула она, но ее глаза оставались грустными.

Утром они отправились на Кузнечную улицу, чтобы отнести туда посылку Постельного. Перед этим Даня от души намахался чертополохом, отгоняя ручных муннов старейшин, которые так и следовали по пятам за Полей, как за верхогорской заложницей.

При свете дня стали заметнее потрепанность столицы, растрескавшийся асфальт, облупившиеся фасады. Старики пили чай на скамейках, грелись на солнышке и стучали в домино. Люди разговаривали друг с другом громко, почти кричали, но это от переизбытка чувств, быстро поняла Поля, а не из желания поругаться.

Пустынные тротуары порой сменялись стихийной многолюдностью, повсюду продавались орехи и сладости, цвели ядовитые олеандры, прикрывая густой зеленью общую обшарпанность.

Мальчишка, у которого они спросили дорогу, махнул влево, прикрывая другой рукой вспухшее ухо.

— Кто тебя так? — посочувствовал Даня.

— Деда… — насупился тот обиженно. — А чего они горту пирогов, а мне супа дурацкого! А он мне еще вчера надоел!

— А, — понимающе хмыкнул Даня, — спер у горта подношения?

— Сами пусть свой суп лопают, — буркнул малец. — Вот найду пришлого балабола и отправлюсь с ним скитаться по селам, будут знать!

— Пришлого балабола? — переспросил Даня.

Поля, едва сдерживая смех, указала на него. Он расширил глаза: «Я — пришлый балабол?» Она закивала.

— Он остановил во-о-от такой пожарище в Сытоглотке, — воодушевился мальчишка, — да я тоже выучусь на балабола, и меня анки будут как миленькие слушаться. Хочешь мясо пожарят, а хочешь дом спалят. Посмотрим, кому тогда мамка пироги будет печь.