Книга Прибежище из серы и тьмы, страница 112 – Люсинда Дарк

Образ лица Руэна мерцает передо мной. Черт. Черт. Черт. Нет. Я не могу плакать прямо сейчас. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь проглотить слезы, но они остаются на кончиках моих ресниц, и вот-вот скатятся.

Рука Руэна поднимается, хлеб, забытый на полу позади него. Он обхватывает мою щеку и наклоняется, пока наши лбы не соприкасаются. Его глаза впиваются в меня, и ощущение жжения и зуда разрастается в моей груди и распространяется наружу.

— Можно хотеть любить кого-то и всё равно чувствовать себя преданным, — шепчет он.

Я закрываю глаза, ненавидя ощущение горячих слёз, которые вырываются наружу и катятся по щекам. Мои руки упираются в его грудь и отталкивают его. — Я не могу это объяснить, — признаюсь. — И не хочу.

— Хорошо, — его голос всё такой же мягкий. — Я не буду спрашивать снова.

Я снова открываю глаза и обнаруживаю, что мои руки парят перед моим лицом, не совсем касаясь, хотя все еще там, как будто они хотят либо вытереть слезы, либо скрыть следы от них. Я дышу неглубоко, весь воздух, который я пытаюсь вдохнуть, попадает в мои легкие на самый маленький дюйм, прежде чем его снова высасывают.

Отвернувшись от него, я убегаю в другой конец комнаты. Стены превратились в прутья клетки, но я не могу выйти в коридор; я не могу сбежать от него сейчас. Если я это сделаю, то другие могут увидеть мои слезы, и… Я скорее умру, чем проявлю такую слабость.

Я все равно хочу умереть, я понимаю. Я хочу, чтобы комната просто разверзлась и поглотила меня целиком, и полностью стерла мое существование. Я бы предпочла это, чем сказать ему правду.

— Кайра. — Его шаги, когда он подходит ближе, — предупреждающий звоночек.

Кислота обжигает мне горло.

Чувствуя его растущую близость, я приоткрываю губы, чтобы сказать ему… ну, я не совсем уверена, что я планирую ему сказать. Уходи? Оставь меня в покое? Это звучит как хороший выбор, но ни то, ни другое не выходит наружу, когда мне удается заговорить. Вместо этого это то, что я больше всего хочу скрыть: правда.

— Это больно, — шепчу я, мой голос настолько переполнен эмоциями, что выходит хриплым.

Шаги стихают, и на мгновение, когда воцаряется тишина, я задаюсь вопросом, не исчез ли Руэн просто-напросто. Я не могу видеть его, не обращая внимания на свои пальцы и ладони. Как будто я все еще решаю, что с ними делать.

— То, что она жива, причиняет боль? — Руэн звучит растерянно, но продолжает говорить легким, нежным тоном. Я подозреваю, это потому, что он понимает, что я на грани чего-то — возможно, срыва, и пытается быть добрым и утешить меня, как будто я испуганное животное. Будь я в любом другом настроении, я бы посмеялась над этим.

Я хочу, но… Если я что-то и знаю, так это то, что часто люди желают того, чего не могут иметь. Я не могу вернуть свою жизнь, свое детство или своего отца. Моя мать, появляющаяся сейчас? Живая? Мне от этого не становится легче. Это не заставляет меня чувствовать себя менее сиротой. По крайней мере, что касается моего отца, он не хотел умирать. Он не хотел оставлять меня, и, возможно, Ариадна не хотела оставлять меня в самом начале, но позже…

Кэдмон показал ей, какой будет моя жизнь. Она знала, как я буду страдать, если она останется в стороне, и все же она решила это сделать. Она приняла мою судьбу вместо того, чтобы пытаться бороться за меня. Она решила позволить мне отправиться в Преступный Мир, подвергнуться пыткам, стать убийцей.