Книга И всюду слышен шепот Тьмы, страница 127 – Джой Моен

Перед путешествием в Венгрию Зоэ-Моник отпросилась ненадолго прогуляться, уверив родителей в том, что не боится хадитов, преодолев свой страх перед ними. Почему-то девушка была уверена, что король больше не отправит тени за ней, ведь его послание было получено. Отказавшись и от сопровождения в лице Беньямина, Моник отправилась через кукурузное поле к соседней ферме, где, как она помнила, жили Анн-Мари Кревье и Эрве Дюшарм, по которому тосковало сердце.

Отворачивая листья кукурузы, то и дело норовившие хлестнуть по лицу, девушка размышляла над тем, почему Анн-Мари сразу не сказала напрямую о том, что ее сын два года как погиб. Возможно, та считала, что Моник сочтет ее сумасшедшей, не поверит безумным словам, и оказалась бы права. Однако сама же, посетив впервые их ферму, хотела познакомить девушку с сыном. Отчего столь резкая перемена? Неужели Анн-Мари и сама забыла, что Эрве давно нет среди живых? Как долго несчастная душа парня бродит в окрестностях Локронана?

Когда она дошла до середины поля, невдалеке мелькнула крыша старого домика, при приближении вовсе не кажущегося жилым. Сгнившие поломанные доски в нем торчали зубьями, колья забора подпирали друг друга, чтобы не свалиться на землю окончательно, мох и грязь плотным слоем покрывали каждый миллиметр фермы и немногочисленные постройки рядом. Как Анн-Мари могла жить здесь, продолжая ухаживать за собой, всегда носить опрятную одежду? Окружали ферму деревья каштана, Зоэ-Моник прошла под одним из них, втаптывая в грунт незрелые плоды.

Следов вокруг дома не было видно, девушка заглянула в покрытое сажей окно кухни, приставив ладони, но там было пусто. Входная дверь оказалась распахнутой настежь, Моник крикнула о своем прибытии, позвала Анн-Мари, Эрве, но никто не откликнулся. Тогда, решив обойти весь периметр, зашла за ферму, где на пригорке под тенью каштана виднелись холмики земли, поросшие ковылем, крапивой и лопухами. Покосившиеся от времени деревянные кресты наполовину потонули в почве, затянутые сорняками, имена на них прочесть было невозможно.

Сделав шаг по направлению к могилам сестер и братьев Эрве Дюшарма, Зоэ-Моник увидела, как сам он выходит из-за дерева, бросив перед собой лопату с комьями налипшей свежей земли. Вся его рубашка, мокрая от пота, прилипла к телу, как и вьющиеся волосы цвета меда. Анн-Мари семенила за парнем, взмахивая руками, указуя на холмики, что только злило Эрве, слышались неразборчивые крики с нотками истерики.

Моник хотела окликнуть мать и сына, дать знать, что находится здесь, не подглядывает, но не успела. Анн-Мари Кревье обошла Эрве, встав к нему лицом, и наотмашь отвесила тому пощечину. Голова парня запрокинулась, он, не удержавшись на ногах, упал на землю, приложившись о выпирающие корни каштана поясницей. Не помня себя от боли, Эрве прижался спиной к стволу дерева, отталкиваясь стопами, прикрывая руками лицо, чтобы сберечь от ударов матери. До Моник донеслись рыдания, которые, казалось, шли из самых недр тела, Анн-Мари злобно осклабилась, склонившись над сыном, продолжая наносить удары куда придется, при этом тихие слезы окропляли глубокие морщины на ее лице.

– Что ты наделал??! Зачем ты поступил так с собой, со мной, со всеми нами?!!

– Мама, не надо, остановись, прошу…