Книга Ариадна из чугуна и стали, страница 44 – Виолетта Орлова

Одни полагали, будто, вступив в новую должность, Жан немедленно покарает труса, отказавшегося от дуэли. Другие, более сметливые, догадывались, что в таком случае Ариадна попросту застрянет между кавернами, ибо именно от Кея, или, вернее, от его способностей, зависело нормальное продвижение поезда. Как это всегда водится, дамы разделились на два противоборствующих лагеря: кто-то защищал Жана, кто-то предпочитал заступиться за Кея. Так или иначе, поезд бурлил, точно паровой котел, и никогда еще за все время своего длительного путешествия Ариадна не была столь оживленной, взволнованной, испуганной.

Элли пока не могла склониться ни к одному лагерю, ибо сама точно не понимала своих чувств. Помимо прочего, девушка чувствовала за собой вину и немудрено: ведь именно она послужила поводом для конфликта. Элли много думала о Жане, Кее, смерти начальника поезда, убийстве Мэрридит – событии, которое уже начало блекнуть из-за новых волнений. В какой-то момент ей захотелось продолжить собственное расследование.

Сперва Элли решила наведаться в вагон третьего класса. Весьма нехарактерное желание для того, кто едет в первом: добившись определенных высот, люди как-то забывают поглядывать по сторонам, но не она. Ей, напротив, следовало обращать внимание на детали. Элли довольно долго шла; вагон с магазинчиками она промчала на всех парах, ибо не желала встречаться с сестрой. Может, не очень хорошее чувство, с родственниками надо дружить, но она, как обычно, огородила себя спасительными формулировками профессионального психолога: «вы никому ничего не должны», «личный комфорт превыше всего». Элли в первую очередь тряслась за этот самый комфорт, который рисковал нарушиться каждую секунду.

От спального вагона третьего класса она и не ждала ничего особенного: однако он превзошел все ожидания, правда, в негативном смысле, ибо был отвратительным, дымным. Из темных углов разило так, будто в каждом сдохло по крысе, пол в тамбуре оказался осклизло-зеленым, оплеванным, покрытым шелухой от семечек. Повсюду воняло табаком, причем не дорогим, а самым дешевым, горько-отвратным, от которого сводило внутренности и скручивало ноздри. Элли в нерешительности замерла на месте: может, зря она все это затеяла? Пусть расследованиями занимается Грейс, а она продолжит ненавязчиво учить людей концентрироваться на самих себе. По крайней мере, это ей удавалось вполне успешно.

Здесь не было нормального отопления и вентиляции: пережиток тех времен, когда на дорогах властвовал гужевой транспорт. Согласитесь, никто же не станет проветривать дилижанс. Так и здесь ничего не проветривалось, затхлый воздух перемешивался с острым потом работяг. С многочисленных спальных мест доносился мокрый кашель, грубые смешки, стук граненых стаканов. Заткнув одной рукой нос, Элли прошла к закрытому купе под номером шесть. Ей хотелось немного побеседовать с Эдвардом, а если повезет, то и с его отцом. Оказавшись перед искомой дверью, она приостановилась, пытаясь подавить волнение в груди. Что она сейчас скажет? Однако слова нашлись сами собой. Для вида постучав в стену (ибо дверь здесь была небрежно раздвинута), она отважно шагнула в проспиртованный полумрак. Возле небольшого окна на жесткой, ничем не обитой деревянной лавке сидел пузатый мужчина весьма непривлекательного вида. Его обрюзгшие щеки так свисали, что казалось, скоро сойдут с лица вместе с кожей. Впрочем, свисали не только они: так же дело обстояло с его набрякшими веками, равно как с дырявыми кальсонами, свисавшими с верхней полки, судя по их запаху, не первой свежести.