Книга Журавли летят на запад, страница 37 – Анна Рябинина

У Вэй пожимает плечами, не переставая тащить ее сквозь улицы.

– У вас это в глазах.

– Что именно?

– Злость. Отчаяние. Ненависть. Сила. Желание спасти. Проще говоря, что есть в глазах любой девушки, которая уже прекрасно знает, как ценна и важна.

– Мужчинам?

– Зря вы воспринимаете эти слова в штыки.

Она резко тормозит, так, что У Вэй от неожиданности налетает на какую-то женщину. Они чуть все вместе не падают, женщина роняет сверток с зеленью, с кряхтением его поднимает и уходит, ругаясь.

– Что вы имеете в виду?

– Я не хочу вас обидеть.

– Но продолжаете говорить такой бред.

– Это не бред, я сказал, что вы осознаете свою важность, и вы правы в этом чувстве.

– Но для кого эта важность?

– Я полагаю, для мира.

– Для мужского мира.

– В мире живут не только мужчины.

– Однако удобен он для них.

Ван Сун тяжело дышит и чувствует, как ее грудь высоко вздымается. Волосы, вылезшие из прически, падают ей на лоб, рука болит от холода, пробирающегося под кости.

– Да, вы правы. Мир удобен для мужчин, но какая разница? Вы сильная, яркая и смелая, вы можете делать то, что захотите. Вы знаете об этом мире больше, чем знают многие мужчины, так почему вы по-прежнему так переживаете о том, что подумают они? – У Вэй чуть склоняет голову. Его небрежная коса ложится на плечо.

– Но разве…

– Какая вам разница? Почему вы так переживаете за них, хотя они никогда не будут переживать за вас?

Она цепляется за это странное «они», а не «мы», но Ван Сун решает, что это не сильно важно прямо сейчас.

– И что же мне делать?

– Ничего такого – легко отвечает У Вэй. – Просто делайте то, что хотите, и не оборачивайтесь на тех, кто не способен вас понять. Мы, кстати, пришли.

Следующие два часа они проводят, выбирая ей платье – У Вэй оказывается удивительным поклонником нарядов, бракует многие варианты, потому что те недостаточно раскрывают «сущность» Ван Сун, как он говорит, доводит портную до белого каления, но в итоге останавливается на красном ханьфу с цветочными, чуть острыми узорами по подолу и рукавам.

У Вэй обнимает ее за плечи и подводит к зеркалу.

– Так ведь гораздо лучше.

В зеркале Ван Сун видит себя: растрепанную от бесконечных примерок, с горящими от спора за то, какой цвет лучше, глазами, со следом от чернил на щеке, в пестром ханьфу, которое подчеркивает ее тоненькую талию.

Она быстро прикрывает грязную щеку рукой, а У Вэй смеется ей на ухо.

– До этого она вас не беспокоила.

– До этого я не знала, что испачкалась.

– Ну и что? Вы в любом случае очень красивы. И нет, – он взмахивает рукой, кладя указательный палец ей на губы, – не смейте ворчать, что Ло Хуан будет ревновать. Не будет, потому что у нас разные отношения и основаны они на разном.

– И на чем же они основаны? – Ван Сун смотрит на него с вызовом – и краем глаза в зеркале замечает этот взгляд: гордый, веселый. А он ей правда идет – как и это ханьфу.

– Ло Хуан мне не нравится дразнить, – поясняет У Вэй. – Она моя жена, мне хорошо рядом с ней, мы проживем вместе еще лет тридцать или сорок, а вы… Вы рано или поздно уедете из этого города, начнете свою жизнь, и мне интересно увидеть, какой вы станете.

– Я вам нравлюсь?

– О, определенно, – соглашается У Вэй. – Вы удивительная девушка.

– В романтическом смысле?

– А есть разница?

– Разумеется.

Позже они выходят из ателье и идут к набережной, Ван Сун спрашивает у него: