Книга Журавли летят на запад, страница 56 – Анна Рябинина

– Ну, тебе их трогать точно не стоит, – соглашается Мэй.

Кости совсем старые – начинающие рассыпаться, гнилостно-желтые. Жуткие, честно говоря. И кому вообще пришло в голову закапывать их здесь?

– Чьи они?

– Одной шаманки. Ее семья пришла на эти земли вслед за маньчжурами, но так и не прижилась.

– Настоящей? – удивляется Жильбер. – А почему ее кости в поле?

Мэй смотрит на него удивленно.

– Конечно, настоящей, зачем мне кости шарлатанки? Это жертва земле, такое знать надо.

– Ну и откуда мне знать? Может быть, ты из них браслет сделать хочешь.

Жильбер запоздало понимает – не стоило этого говорить. Да, он устал, злился, голову давно напекло, но эти слова были жестокими, грубыми. Не его словами – или, может быть, как раз его: словами человека, который не понимал, что для Мэя эти кости могут значить. В голове почему-то всплывают образы разрушенных парижских соборов, которые напоминали развороченные кости великанов из легенд. Жильберу, в сущности, было все равно на религию, как бы он ни пытался доказать себе обратное, но соборы было жалко даже ему.

Что уж говорить о волшебном существе, каким бы противным и странным оно ни было.

И правда – глаза Мэя темнеют, будто тучи набегают на ясную луну. Они у Мэя всегда были человеческими – чуточку пугающими, с золотыми искрами на дне, но не сильно чужими, а сейчас мрак заливается в уголки глаз, налипает на длинные ресницы.

– Не говори о том, чего не понимаешь.

– Ты сам сюда меня позвал, – Вирджиния называла это «глупость и безрассудство». Когда Жильбер понимал, что сделал глупость, но отказывался признавать. – И сам заставил носиться по лесам еще недавно. Снова шаманки? Откуда их тут столько?

– Их столько везде, – Мэй поднимается, подходит ближе. Ткани его одежд тянутся по земле, напоминая змеиный хвост. Сейчас Жильбер как никогда чувствует, что имя он выбрал ему неправильное. Сейчас Мэй не красив, он ужасен, тем самым нечеловеческим ужасом, какой ощущаешь ночью в пустой комнате, когда видишь, как молния ударяет в дерево, когда смотришь на обломки кораблей, разбитых штормом о скалы. Огни в его глазах сверкают голодно, черты лица заостряются. Наверное, меняется что-то еще, но Жильбер может смотреть только на эти глаза.

– Зачем ты привел меня с собой? Ходил бы по своим шаманкам в одиночку.

– Мне нужна твоя помощь.

– В чем?

– Не скажу.

– Так как я тебе тогда помогу?

– Я разберусь сам.

Вирджиния, кстати, тоже всегда так говорила – что разберется сама. А потом плакала ночью в своей комнате, когда думала, что ее никто не слышит.

Неужели Мэй тоже думает, что он годен только на то, чтобы присутствовать рядом и морально поддерживать?

– Ну так и разбирайся сам!

Жильбер делает шаг назад, а Мэй только равнодушно на него смотрит.

– И тебе совсем неинтересно.

– Зачем ты привел меня в ту деревню?

– Ты испугался?

Конечно, испугался! Когда почти рядом с тобой умирает девушка, которой ты сам посоветовал в сердцах пожертвовать собой, не рассчитывая, что она действительно послушает – это страшно.

Ни одна девушка во Франции так бы не поступила. Побила бы его стулом или скалкой – а эта с решительным взглядом пошла на смерть. И теперь снова – кости какой-то девушки на месте, где их не должно было быть.

– Нет.

– Врешь.

– А если она была одержима?

– Кем? – смеется Мэй. – Неужели ты хотел провести обряд изгнания? Как эти ваши священники? Я видел, как это делается, больше похоже на допрос и пытки, чем на спасение.