Книга Журавли летят на запад, страница 60 – Анна Рябинина

– И где нам ее искать?

– О, нигде, я уже тут, – голос у женщины за его спиной низкий, чуточку насмешливый. – Эта ящерица снова рассказывает сказки, чтобы вызвать жалость?

Когда Жильбер оборачивается, он видит молодую женщину – невысокую, худенькую, с рыжими ленточками в волосах. Очень красивую – только вот с лисьими, золотыми глазами и узким росчерком зрачка в центре.

Вечером, когда гостья уже покидает дом, Жильбер решает, что ему все привиделось. Точнее было бы сказать – просто растворяется в сумерках, шаг там, шаг там – и к кустам бежит маленькая лисичка.

– Их таких мало осталось, – говорит Мэй за его плечом.

– Тоже из-за того, что люди не верят в сказки?

Формулировка, выбранная Жильбером, Мэю явно не нравится, но он ничего не говорит, только упрямо поджимает губы, выглядя при этом смешно – как обиженный ребенок.

– Если тебе нравится так считать, то да.

– Ты хочешь попробовать сделать так, чтобы их стало больше?

– У меня не получится.

Жильбер хочет поддеть его, сказать, что какой же это из Мэя сильный дух, раз он на такое не способен, но он смотрит на Мэя, на тихую, горькую печаль в его глазах с почти потухшими огоньками, и не решается.

Потом поддразнит из-за чего-нибудь.

Девушку-лисичку звали Шэнь Сяомин. Мэй сказал, что ее имя означало «рассвет», и Жильбер подумал, что это имя звучит так обнадеживающе для той, чей род вымирает. Впрочем, он так и не понял, зачем она пришла к Мэю. Или, что вероятнее, Мэй пришел к ней.

Они о чем-то болтали – быстро, бегло, потому Жильбер запутался еще на первых пяти минутах и дальше вникать перестал. Шэнь Сяомин много смеялась, пару раз показала Мэю язык, сверкала радостно глазами и, кажется, получала удовольствие от того, что дразнила Мэя.

Тот говорил меньше и совсем сухо, кажется, был чем-то расстроен.

– Расскажешь, о чем вы с ней говорили? – просит Жильбер.

– Я расспрашивал ее про то, как живется духам у этих гор и в соседних городах.

– А она откуда знает?

Мэй беспомощно улыбается.

– Я попросил приглядывать. Мне сложно следить за всем. А сейчас… Неспокойно так, мне кажется, скоро случится восстание, серьезнее, чем те, которые были, они как… Прости, что так высокопарно, но ты знаешь, что такое казнь тысячи порезов? – Жильбер качает головой. – Это когда человеку в тысячу касаний отрезают по кусочку тела, и высочайшим искусством считается то, при котором человек доживает до последнего, и мне кажется, что мою страну сейчас казнят – и каждое восстание, каждая война, каждый договор – это один такой порез. Даже в этой деревеньке есть маленькое тайное сообщество, которое планирует восстание, а я… Не могу же я их удержать?

– Ты видишь все, что творится на твоей земле, – повторяет Жильбер.

– И раньше мог решать проблемы, – кивает Мэй. – Но сейчас мне сложно.

Седина в его волосах больше не кажется чем-то только красивым. Ее ведь так много – соображает Жильбер. Может ли быть, что даже древние сильные существа стареют?

Так он же не согласен с тем, что Мэй – древнее сильное существо? Так чего он из-за него переживает вообще?

В этот момент Мэй выглядит уязвимо – протяни руку, коснись, сломай. Будто и не было всей той злобы в глазах, золота, голода, которые Жильбер видел так недавно. Может, специально на жалость давит?

– А откуда она взялась?

– Ну, девушки-лисички от разного берутся, – улыбается Мэй. – Кто умер, кого не похоронили, кто не нашел покоя, кто переродился случайно в чужом теле и помнил прошлую жизнь.