Книга Журавли летят на запад, страница 74 – Анна Рябинина

Так что Ван Сун не знала, в любую ли программу торжественной борьбы с нечистью входит позорное бегство от оной по лесу. В любом случае у даосов это выходило лучше – они могли ступать бесшумно, разрубать ветви мечом и произносить пафосные фразы. Ничего из этого Ван Сун сейчас сделать не могла.

Она неслась по лесу, на ходу перепрыгивая через ямы, ветви гулко, хрустко ломались у нее под ногами, а листья били по лицу. Она чувствовала что-то за своей спиной – громадное, жадное, насмешливое. Оно клубилось туманом, сворачивалось змеями на макушках деревьев, цеплялось за подол, хватало за распустившиеся волосы – заколку Ван Сун сняла сама, справедливо рассудив, что удобство удобством, но если она потеряет подарок Хуа Бай, то расстроится сильнее, чем если ее сожрет призрак девушки.

Нужно было послать разбираться со всем У Вэя, но тот, разумеется, снова куда-то свалил, оставив ее заниматься этим самостоятельно. Нет, разумеется, она польщена, что он такого высокого мнения о ее переговорных навыках, но хотелось бы, чтобы он все-таки помог.

– Я не смогу вернуть это сам, – так он сказал ей некоторое время назад.

– Почему?

Он замолк, и в этот момент Ван Сун так отчетливо поняла, какой он на самом деле удивительно хрупкий. Сначала У Вэй казался ей напыщенным дураком, который не смыслит ничего в том, что важно на самом деле, потом – могущественным существом, уже давно вышедшим за рамки понимания, а сейчас он выглядел совсем юным и уязвимым. Тонкий, с растрепанными от беготни непонятно где волосами, со слишком широкими рукавами одежд, в которых утопали тонкие запястья. Его глаза казались темными и пустыми, и это единственное, что сообщало миру – ему уже давно не двадцать и даже не тридцать. И он очень-очень устал.

Поэтому тогда Ван Сун замолкла и только покивала, но сейчас думала, что нужно было попросить у Се Фэй какое-нибудь проклятие, которое запретило бы У Вэю исчезать, когда ему вздумается. А то как болтать всякую чушь – так он первый, а как помогать – не дозовешься.

Ван Сун не замечает склон и еще какое-то время летит кубарем вниз. Она успевает прикрыть голову руками, но подол задирается, и тормозить приходится коленями. Интересно, а что она так призраку не понравилась? За то, что ее покой потревожила? И та решила ее съесть, чтобы в мире стало на одного наглого человека меньше? Или призраки не могут есть людей? А что они тогда делают?

Ван Сун наконец-то достигает дна оврага и замирает, утыкаясь лбом в землю. Та сырая и пахнет перегноем, а еще чем-то горьковатым – будто женские слезы пролились дождем. Зелень травы и грязь от размешанной при падении земли впитываются в ее одежду, и она чувствует, как горят ладони и колени. Интересно, а если она тут чем-то заразится и умрет, то можно будет в качестве мстительного духа являться к У Вэю и капать ему на мозги?

Может быть, девушка тоже хотела просто отомстить за себя? И чего Ван Сун тогда убегала – она-то ей ничего не делала?

Туман замирает вслед за Ван Сун, будто чувствует, что ей больно – осторожно подползает, ложится на лодыжки и ладони. Он ледяной, но не жестоко-стальной, как руки У Вэя, а скорее полный холодной, отстраненной скорби. Ван Сун чуть двигает запястьем и видит, как тот дымом наматывается на ее пальцы. Ей не нужно убегать и не нужно бояться – сказители говорили, что в таких случаях нужно срочно спасать свою жизнь, но разве же все истории одинаковые? Она вспомнила, как спросила у Сунь Аня, почему он не может быть злым демоном в их игре, а он ответил ей – потому что он должен это зло победить. Но разве же эта девушка – преданная, обманутая, убитая – зло? Разве она не заслужила право отомстить тому, кто сделал больно ей? Ван Сун поднимает голову и видит, как над ней склонилась совсем юная девушка: волосы распущены и растрепались, а на лбу – тоненький выжженный серп луны, черты лица скрыты серым туманом, и он же клубится в ее мертвых, слепых глазах. Кажется, Се Вэй рассказывала, что их выклевали вороны, и Ван Сун, присмотревшись, видит тоненькие, так никогда и не зажившие, шрамы у носа и бровей. Девушка открывает рот, но из него не выходит ни звука, отчего туман начинает раздосадованно стягиваться, срезая траву вокруг.